Мы скоро в сумраке потонем ледяном;Прости же, летний свет и краткий и печальный;Я слышу, как стучат поленья за окном,Их гулкий стук звучит мне песней погребальной.В моей душе – зима, и снова гнев и дрожь,И безотчетный страх, и снова труд суровый;Как солнца льдистый диск, так, сердце, ты замрешь,Ниспав в полярный ад громадою багровой!С тревогой каждый звук мой чуткий ловит слух;То – эшафота стук… Не зная счета ранам,Как башня ветхая, и ты падешь, мой дух,Давно расшатанный безжалостным тараном.Тот монотонный гул вливает в душу сон,Мне снится черный гроб, гвоздей мне внятны звуки;Вчера был летний день, и вот сегодня – стонИ слезы осени, предвестники разлуки.
II
Люблю ловить в твоих медлительных очахЛуч нежно-тающий и сладостно-зеленый;Но нынче бросил я и ложе и очаг,В светило пышное и отблеск волн влюбленный.Но
ты люби меня, как нежная сестра,Как мать, своей душой в прощении безмерной;Как пышной осени закатная игра,Согрей дыханьем грудь и лаской эфемерной:Последний долг пред тем, кого уж жаждет гроб!Дай мне, впивая луч осенний, пожелтелый,Мечтать, к твоим ногам прижав холодный лоб,И призрак летних дней оплакать знойно-белый. [62]
Хочу я для тебя, Владычицы, Мадонны,На дне своей тоски воздвигнуть потаенныйАлтарь; от глаз вдали, с собой наедине,Я Нишу прорублю в сердечной глубине.Там Статуей ты мне ликующей предстанешьВ лазурном, золотом, вернейшем из пристанищ.Металла Слов и Строф чеканщик и кузнец,На голову твою я возложу Венец,Созвездиями Рифм разубранный на диво.Но к смертным Божествам душа моя ревнива,И на красу твою наброшу я ПокровИз Подозрений злых и из тревожных СновТяжелый, жесткий Плащ, Упреками подбитый,Узором Слез моих, не Жемчугом расшитый.Пусть льнущая моя, взволнованная Страсть,Дабы тебя обнять, дабы к тебе припасть,Все Долы и Холмы по своему капризуОбвить собой одной – тебе послужит Ризой.Наряду Башмачки должны прийтись под стать:Из Преклоненья их берусь стачать.След ножки пресвятой, небесной без изъяна,Да сохранит сие подобие Сафьяна!Создать из Серебра мои персты должныПодножие тебе – Серп молодой Луны,Но под стопы твои, Пречистая, по правуНе Месяц должен лечь, а скользкий Змий,Лукавый,Что душу мне язвит. Топчи и попирайЧудовище греха, закрывшего нам Рай,Шипящего и злом пресыщенного Гада…Все помыслы свои твоим представлю взглядам:Пред белым алтарем расположу их в ряд —Пусть тысячью Свечей перед тобой горят,И тысячью Очей… К Тебе, Вершине снежной,Да воспарит мой Дух, грозовый и мятежный;В кадильнице его преображусь я самВ бесценную Смолу, в Бензой и Фимиам.Тут, сходству твоему с Марией в довершенье,Жестокость и Любовь мешая в упоеньеРаскаянья (ведь стыд к лицу и палачу!),Все смертных семь Грехов возьму и наточу,И эти семь Ножей, с усердьем иноверца,С проворством дикаря в твое всажу я Сердце —В трепещущий комок, тайник твоей любви, —Чтоб плачем изошел и утонул в крови.
63
Дар по обету (лат.).
LVIII. Песнь после полудня
Пусть искажен твой лик прелестныйИзгибом бешеных бровей —Твой взор вонзается живей;И, пусть не ангел ты небесный,Люблю тебя безумно, страсть,Тебя, свободу страшных оргий;Как жрец пред идолом, в восторгеПеред тобой хочу упасть!Пустынь и леса ароматыПлывут в извивах жестких кос;Ты вся – мучительный вопрос,Влияньем страшных тайн богатый!Как из кадильниц легкий дым,Твой запах вкруг тебя клубится,Твой взгляд – вечерняя зарница,Ты дышишь сумраком ночным!Твоей истомой опьяненнымТы драгоценней, чем вино,И трупы оживлять даноТвоим объятьям исступленным!Изгиб прильнувших к груди бедрПронзает дрожь изнеможении;Истомой медленных движенийТы нежишь свой роскошный одр.Порывы бешеных страстейВ моих объятьях утоляя,Лобзанья, раны расточая,Ты бьешься на груди моей:То, издеваясь, грудь моюС безумным смехом раздираешь,То в сердце тихий взор вперяешь,Как света лунного струю.Склонясь в восторге упоенийК твоим атласным башмачкам,Я все сложу к твоим ногам:Мой вещий рок, восторг мой, гений!Твой свет, твой жар целят меня,Я знаю счастье в этом мире!В моей безрадостной СибириТы – вспышка яркого огня! [64]
Скажи, ты видел ли, как гордая ДианаЛегко и весело несется сквозь леса,К толпе поклонников не преклоняя стана,Упившись криками, по ветру волоса?Ты видел ли Theroigne [66] , что толпы зажигает,В атаку чернь зовет и любит грохот сеч,Чей смелый взор – огонь, когда, подняв свой меч,Она по лестницам в дворцы царей вбегает?Не так ли, Sisina, горит душа твоя!Но ты щедротами полна, и смерть тая, —Но ты влюбленная в огонь и порох бурно,Перед
молящими спешишь, окончив бой,Сложить оружие – и слезы льешь, как урна,Опустошенная безумною борьбой. [67]
Французская революционерка Теруан де Мерикур (1752—1817) – Прим. ред.
67
Перевод Эллиса
LX. Креолке
Я с нею встретился в краю благоуханном,Где в красный балдахин сплелась деревьев сень,Где каплет с стройных пальм в глаза густая лень.Как в ней дышало все очарованьем странным:И кожи тусклые и теплые тона,И шеи контуры изящно-благородной,И поступь смелая охотницы свободной,Улыбка мирная и взоров глубина.О, если б ты пришла в наш славный край и строгий,К Луаре сумрачной иль к Сены берегам,Достойная убрать античные чертоги:Как негры черные, склонясь к твоим ногам,Толпы покорные восторженных поэтовСложили б тысячи и тысячи сонетов. [68]
Скажи, душа твоя стремится ли, Агата,Порою вырваться из тины городскойВ то море светлое, где солнце без закатаЛьет чистые лучи с лазури голубой?Скажи, душа твоя стремится ли, Агата?Укрой, спаси ты нас, далекий океан!Твои немолчные под небом песнопеньяИ ветра шумного чарующий орган,Быть может, нам дадут отраду усыпленья…Укрой, спаси ты нас, далекий океан!О, дайте мне вагон иль палубу фрегата!Здесь лужа темная… Я в даль хочу, туда!От горестей и мук, не правда ли, Агата,Как сладко в тот приют умчаться навсегда…О, дайте мне вагон иль палубу фрегата!Зачем в такой дали блестят долины рая,Где вечная любовь и вечный аромат,Где можно все и всех любить, не разбирая,Где дни блаженные невидимо летят?Зачем в такой дали блестят долины рая?Но рай безгорестный младенческих утех,Где песни и цветы, забавы, игры, ласки,Открытая душа, всегда веселый смехИ вера чистая в несбыточные сказки, —– Но рай безгорестный младенческих утех,Эдем невинности, с крылатыми мечтами,Неужто он от нас за тридевять земель,И мы не призовем его к себе слезами,Ничем не оживим умолкшую свирель? —Эдем невинности, с крылатыми мечтами? [70]
69
Грустные и неприкаянные [мысли] (лат.).
70
Перевод С. Андреевского
LXII. Привидение
Я, как ангел со взором суровым,Под твоим буду снова альковом.Я смутить не хочу тишину,С тенью ночи к тебе я скользну.И к тебе прикоснусь я лобзаньем,Словно лунным холодным сияньем;Ты почувствуешь ласки мои,Как скользящей в могиле змеи.Утро бледное снова ты встретишь,Но пустым мое место заметишь,И остынет оно при лучах.Пусть другие подходят с мольбою:Чтоб владеть твоей юной красою,Я избрал средство лучшее – страх. [71]
71
Перевод В. Брюсова
LXIII. Осенний сонет
Читаю я в глазах, прозрачных, как хрусталь:«Скажи мне, странный друг, чем я тебя пленила?»– Бесхитростность зверька – последнее, что мило.Когда на страсть и ум нам тратить сердце жаль.Будь нежной и молчи, проклятую скрижальЗловещих тайн моих душа похоронила,Чтоб ты не знала их, чтоб все спокойно было,Как песня рук твоих, покоящих печаль.Пусть Эрос, мрачный бог, и роковая силаУбийственных безумств грозят из-за угла —Попробуем любить, не потревожив зла…Спи, Маргарита, спи, уж осень наступила,Спи, маргаритки цвет, прохладна и бела…Ты, так же как и я, – осеннее светило. [72]
72
Перевод А. Эфрон
LXIV. Печали луны
Луна уже плывет медлительно и низко.Она задумалась, – так, прежде чем уснуть,В подушках утонув, мечтает одалиска,Задумчивой рукой свою лаская грудь.Ей сладко умирать и млеть от наслажденьяСредь облачных лавин, на мягкой их спине,И все глядеть, глядеть на белые виденья,Что, как цветы, встают в лазурной глубине.Когда ж из глаз ее слеза истомы празднойНа этот грустный шар падет росой алмазной,Отверженный поэт, бессонный друг ночей,Тот сгусток лунного мерцающего светаПодхватит на ладонь и спрячет в сердце где-тоПодальше от чужих, от солнечных лучей. [73]