D?senchant?e: [D?]g?n?ration
Шрифт:
– Che cazza, конечно, – задумчиво ответил Чезаре. – Зачем спрашивать?
– Мало ли, может, Вам неприятно, – Вольфганг пожал плечами, после чего утопил прикуриватель. – Так что, в гостиницу?
– Какая гостиница? – удивился Чезаре. – Мы едем в этот… cazzarolla, забыл, как оно называется. Вам имя Гретхен что-то говорит?
Вольфганг поежился, но машина, тем не менее, мягко тронулась с места и покатилась к выезду из усадьбы:
– Вы имеете ввиду Моабит? – зябко спросил он. Чезаре кивнул:
– В точку. Заберем эту figlia di diablo и поедем прессовать одного фраерка. Вы, я и донна Гретхен – вот и выйдет DF3.
– С ума сойти, –
– Я не понимаю, – сказал Чезаре. – Она что, мысли читает, что ли?
– Не совсем, – ответил Вольфганг. – Не мысли, эмоции. Не знаю, как, но она довольно точна – стоит просто помечтать о чем-то запрещенном, вроде того же самоубийства – и все, стоишь, как мраморная статуя. Потом приезжают люди Вольфа, изымают имплантат, просматривают запись, и если посчитают нужным – тут же выносят приговор о наказании. Мне повезло, я только восемь раз пережил подобное, потом привык свои мысли в узде держать – а сколько народу загремело из-за них на Дезашанте? Условия там жестче, чем у нас, а бежать некуда – найдут и накажут. И перспектив выбраться нет вообще никаких. Жу-уть…
– Как по мне, так вся эта merdoso с имплантатами – та еще buca di culo, – сказал Чезаре. – А если, положим, Вы в это время за рулем?
Вольфганг затушил сигарету в пепельнице (Чезаре заметил, что он докурил ее до самого фильтра) и сказал:
– Дороги контролируются компьютерами. При поступлении сигнала от имплантата машину автопилот отведет на обочину. Но за такое по головке не погладят, наказание будет строже.
– И у многих такие имплантаты? – поинтересовался Чезаре.
– Примерно у тридцати двух миллионов, – ответил Вольфганг. – Ставили всем, кто был неблагонадежен, но мог сослужить службу. Так что Вы понимаете, почему я так загорелся. Участники тройки пишут друг на друга характеристики на портале Райхсполицай, и я…
Вольфганг отвернулся к окну, за которым была набережная Шпрее, и глухим голосом продолжил:
– Я буду стараться… но Вы, когда будете писать характеристику…
Чезаре понял, и хлопнул Вольфганга по плечу:
– Che cazza, даже не сомневайтесь! Буду только рад, если Вам удастся удалить больной зуб.
– Спасибо, – сдержано ответил Порше. – Знаете, я и не надеялся, думал, так и помру окольцованным… в принципе, жить с жучком можно, думать правильно быстро привыкаешь. Я не для того хочу удалить имплантат, чтобы думать как-то по-другому, я хочу доказать, что я и без имплантата настоящий орднунг-менш.
– По-моему, это и так очевидно, – Чезаре потянулся к пачке «Кэмела», которую Вольфганг бросил на торпеду. Шпрее, от которой они, было, удалились, вновь появилась справа. – Я одного понять не могу. Скажите мне Вы, мне действительно интересно: Вы говорите, что имплантаты получило тридцать два миллиона. Почему вы не сопротивлялись?
– Я лично не сопротивлялся потому, что давно мечтал о чем-то вроде ЕА, – пожал плечами райхсмайор. – А остальные… кто? Кто должен был сопротивляться? На 0 ЕА единственной организованной силой Германии была Партай. Все остальное – все эти ХДС, ХСС, зеленые, голубые… – все это была фикция, а не организация. Либеральная
Чезаре прикурил от прикуривателя, протянутого Вольфгангом. Машина сбросила ход, и райхсмайор указал направо:
– Кстати, обратите внимание: видите эти руины?
Действительно, за окном машины появилось полуразрушенное здание в четыре или пять этажей, сейчас трудно было сказать. Было видно, что зданию неплохо досталось. Со стороны улицы дом был огорожен невысоким, не закрывавшим обзора, заборчиком. Чезаре кивнул.
– Один из центров сопротивления, – объяснил Вольфганг. – Здесь была мечеть и халяльная кафешка. Полтораста мусульман с оружием, не считая женщин и детей, забаррикадировались в здании. Лучше бы они этого не делали – наши вызвали «Тигров»45 из Потсдама, и те залили здание напалмом из ВАПов46. Они думали, с ними опять нянчиться будут, но герр Райхсфюрер не фрау Меркель… да вот мы и приехали, сейчас, только развернусь…
Чезаре видел, как поменялся Вольфганг, когда говорил о гибели мусульманской общины. В нем не было злорадства, но и сочувствия тоже не было. Только гнев, немного притушенный, поскольку те, на кого он распространялся, были мертвы.
Тем временем, машина остановилась у неприметного, на первый взгляд, четырехэтажного здания. Впрочем, у здания был новенький бетонный забор, по углам которого стояли вышки с плазмаверферами. Такие же вышки стояли справа и слева от ворот.
Едва «Мерседес» с Чезаре остановился, из ворот к ней вышел мужчина в форме FSP. Мужчина, cazzarolla – парню едва ли было больше семнадцати, но у него на груди была нашивка участника ЕА, что придавало ему солидности, по крайней мере, в его собственных глазах.
– Здесь запрещена остановка, – выпалил он голоском, еще не лишившимся подростковых интонаций. – Это особая охранная зона…
Чезаре ткнул ему под нос свой аусвайс, точнее, сначала, по ошибке, продемонстрировал пластиковый жетон, выданный ему на прощанье Райхсфюрером.
– Cazzarolla, не то, – спохватился он. – Сейчас, минуту…
– Что Вы, что Вы, – возразил эфэспешник. – Что Вам угодно, альтергеноссе?
– Это ко мне, Пауль, – сказал женский голос. Чезаре обернулся, чтобы увидеть женщину, которая, не спрашивая разрешения, садилась к ним в машину.
У нее была мальчишеская фигура, что еще больше подчеркивала полицайуниформа. Вокруг личного жетона змеился ободок из стилизованной колючей проволоки – такого Чезаре еще не видел.
У женщины были резкие, твердые черты лица. Странно, но у Чезаре язык бы не повернулся назвать ее ни красивой, ни непривлекательной. «Она какая-то потусторонняя», – подумал он. Светлые, практически белые волосы, огромные зеленые глаза, острый нос, тонкие губы, узкий подбородок – женщина напоминала чем-то хищную птицу.