D?senchant?e: [D?]g?n?ration
Шрифт:
Эрих изменился в лице: его черты внезапно приобрели ту самую жесткость, которую Чезаре хорошо запомнил, равно как и то, что мандарины в швейцарских тюрьмах – говно. Чезаре не боялся ничего на свете, нет, не так – страх, который он, как и все живые люди, порой испытывал, подстегивал его, заставлял действовать. То, что он испытывал, когда видел Эриха таким, было не страхом. Это чувство, скорее, можно было назвать религиозным благоговением. Словно индус, который встретил аватару Брахмы…
– Поставить педераста руководить
Над столом вспыхнул свет, и появилась голограмма Брунгильды.
– Я перебросила Вам файл, – сказала она. – Если что, я нарезала передачу по эпизодам, и озаглавила каждый. Разрешите обратиться?
– Обращайтесь, – разрешил Эрих.
– Герр Райхсфюрер, по тому, как Вы разгневаны, я поняла, что случилось нечто совершенно недопустимое, – сказала Брунгильда. – Хочу вступиться за Ирму – если она где-то допустила ошибку…
– Брунгильда, я же сказал, что ваша Ирма тут ни при чем, – опять прервал ее Райхсфюрер. – Ни ей, ни кому бы то ни было из редакции Программы ничего не угрожает. К сожалению, гниль завелась этажом выше. Вы просмотрели передачу?
– Как она могла? – не удержался и спросил Чезаре. – Ведь всего пару минут…
– У Брунгильды есть специальный имплантат, – пояснил Эрих. – Она способна быстрее усваивать информацию, в случае видео – в десять раз, да, Брунгильда?
– Так точно, – ответила девушка. – Это ответ на оба вопроса. Я просмотрела файл.
– Какие-то замечания? – спросил Райхсфюрер. Брунгильда замялась:
– Последний гость, – сказала она. – Некто Ульрих ван Нивен. Скользкий тип, и, кажется, не особо жалуют фрау Шмидт, хотя юлит, как намазанный мылом уж.
– Брунгильда, Вы знаете, кто сейчас со мной за столом, – сказал Эрих утвердительным тоном, – дон Корразьере – мой друг и доверенное лицо. Можете быть предельно откровенны. Что Вы думаете об ван Нивене?
– Приспособленец, – Брунгильда процедила это слово тока, словно сплюнула. – И похож на педика. Как он восхищался «мальчиками» из своего хора… Scheisse . И это не только мое мнение.
– А чье еще? – удивился Райхсфюрер.
– Я сразу спросила у Отто… – ответила Брунгильда, – у герра Зейферта, редактора передачи, я немного с ним знакома, не было ли каких накладок. Отто сказал, что накладок не было, но в последнем сюжете он не уверен. Раньше фрау Шмидт лично утверждала все материалы, а теперь этим занимаются райхсцензоры, а те, видя рескрипт вышестоящего лица, могут утвердить материал вообще не глядя.
– Scheisse, – скрипнул зубами Эрих. – Ну, с этим я разберусь. Хорошо, Брунгильда, я доволен вашей работой. Отдохните, надеюсь, кино Вам понравится.
– Простите, герр Райхсфюрер, – лицо Брунгильды было удивительно безэмоциональным, но Чезаре показалось, что женщина смутилась, – я немного… в общем, упомянутый
– Особняк? – переспросил Эрих. – Брунгильда, будьте любезны, уточните, пожалуйста, завтра, за чей счет оплачена аренда особняка.
– Уже, – ответила Брунгильда. – Штадтминистерство Культуры Остерейх. Перевод денег одобрен штадтфюрерин лично. Копию платежного документа я сбросила Вам на концентратор.
– Вот что, Брунгильда, – Эрих потер пальцами подбородок. – Завтра с утра подготовьте мне приказ о награждении. Награду выбирайте сами.
Лицо Брунгильды осталось бесстрастным:
– Кого и за что Вы награждаете?
– Вас, – ответил Райхсфюрер, – за безупречную службу. И да, я помню, что награждал Вас в октябре месяце, не напоминайте. Мы все любим Нойерайх, но это не значит, что безупречная служба не должна вознаграждаться.
– Разрешите обратиться? – сказала Брунгильда.
– Не разрешаю, – ответил Эрих. – Хильда, это приказ, а приказы не обсуждаются. Приятного вечера.
– И Вам того же, герр Райхсфюрер! – ответила Брунгильда, и, наконец-то, Чезаре мог со всей определенностью сказать – женщина тронута. На ее бледной коже появился легкий румянец, глаза заблестели… – Lang lebe die Reinigung!
– Lang lebe die Reinigung! – ответил Эрих.
* * *
Когда Брунгильда отключилась, Эрих взял бокал со стола и посмотрел на Чезаре. В его взгляде читалось какое-то почти несолидное озорство, но кого-то другого (не Чезаре) этот лукавый блеск, наверно, мог бы напугать до заикания.
– Проще всего сейчас было бы вызвать сюда Вольфа, – сказал он, – ткнуть носом в художества этого педераста, устроить выволочку…
Он задумчиво перевел взгляд на вино в бокале:
– Когда-то Вольф Шмидт упек меня за решетку, два раза подряд. Теперь он Райхсминистр Райхсполицай в моем правительстве, более того – он один из немногих, кого я считаю своим другом. Прикинь, Штальманн закорешился с легавыми, западло, да? Жизнь все меняет, Чезаре, и нет в ней ничего постоянного. И простых решений в ней тоже нет. Можно спасти другу Вольфу, отправлявшему меня на казенный харч, его лицо, но я не буду. Не буду ради него самого.
– В смысле? – спросил Чезаре. – Простите, дон Энрике, но я нихрена не догоняю, что Вы сейчас сказали. Наверно, я не совсем…
– Это мне лучше знать, совсем ты, или не совсем, – перебил его Эрих. – Поясню – Вольфу надо вставить пистона, чтобы шевелил culo, как говорят у тебя на родине. Да и Магде встряска не помешает. Если время от времени не устраивать die klein Reinigung, начинаются проблемы. А в близком окружении – тем более.
Он поднял бокал, и они с Чезаре выпили, просто так, без тоста. Эрих продолжил: