D?senchant?e: [D?]g?n?ration
Шрифт:
– Я не понимаю, – сказал он. – Польша – это нарыв на карте Европы. Это террористический гнойник. Она угрожает всем. Зачем ее сохранять?
– Польша – подушка между Вами и Россией, – сказал генсек, отставляя пустую чашечку. – Лучше иметь такой буфер, чем не иметь вовсе…
– Scheisse , Вы что, верите в эти байки про «агрессивную Россию»? – спросил Эрих. – Россия даже Финляндию и Украину присоединила после долгих просьб с их стороны. А все остальное оставила независимым, хотя предложения и поступали – сербы, например, раз в квартал на весь мир сообщают
Россия отхватила хороший кусок, ее сфера влияния растянулась от Венеции до Суэца. Они вкладывают деньги в инфраструктурные проекты у соседей-союзников. Путину незачем воевать.
– Вы считаете так, – ответил де Мистура, – Вашингтон считает иначе. Америка уже не та, что раньше, но протянет еще долго, и попортить жизнь вашему молодому государству может.
Его старческая рука словно в размышлении зависла над тарелкой с печеньем.
– Звучит так, словно вы нас уже признали, – ответил Эрих. – Но вы нас не признаете никогда. Вы цепляетесь за замшелые каноны, вы ревностно исполняете букву «прав человека» и закрываете глаза на то, что де-факто, эти права никто, нигде и никогда не соблюдал по сути. Наша политика разделения населения эволюционно целесообразна и максимально возможно гуманна, но вам на это плевать…
– Эрих, – де Мистура взял-таки печенье с тарелочки и посмотрел прямо в глаза Райхсфюреру, – простите, что по-панибратски, но Вы, все-таки, моложе меня на поколение. Эрих, «государство Израиль» в своей политике мало чем отличалось от нацистской Германии, и было значительно хуже вас, но мы его признали. Вы думаете, у вас нет шансов? Они есть, но вам надо показать волю к диалогу. Если завтра вечером ваши армии остановят продвижение вглубь страны, я…мы будем знать, что с вами можно разговаривать.
– Вы и так со мной разговариваете, – буркнул Райхсфюрер, глядя, как де Мистура отправляет в рот печенюшку. – У меня есть одно условие. Данциг должен вернуться домой.
– Если Вы успеете взять его до начала приема в честь дня рождения полудохлого, он ваш, – ответил генсек ООН, вставая.
– Поосторожнее с выражениями, – посоветовал Эрих. – Как я понял, Вы говорите о Фюрере?
– А разве Вы его оцениваете по-другому? – улыбнулся де Мистура. – Вам следует построить для него мавзолей. Тогда, лет через сто, его закопают благодарные потомки, я имею в виду вашего Фюрера. Я надеюсь, мы друг друга поняли.
– И все равно Лавров Вам сто очков вперед даст, – сказал Райхсфюрер с напускной сердитостью.
– Я не конкурирую с богами, – ответил де Мистура. – Рад был повидаться. До скорой встречи, герр Фюрер.
– Я Райхсфюрер! – поправил его Эрих. – Фюрер не стал бы с Вами разговаривать в принципе.
«Банально потому, что полудохлые не разговаривают», – подумал Райхсфюрер, когда де Мистура ушел.
* * *
Проводив Генерального секретаря ООН, Эрих вновь вызвал Брунгильду. Он ничего ей не говорил, но та сама знала, зачем он ее вызывает, и вернулась с небольшим подносом, который поставила на стол Райхсфюреру. На подносе была чашка с крохотными фрикадельками; Эрих
Идея остановить наступление казалась привлекательной. Во-первых, Райхсвер был вымотан предыдущими боями, и пусть потери были невелики, особенно если сравнивать их с польскими (бывшие ИГИЛовцы воевать умели плохо, и даже при численном превосходстве и прекрасном техническом оснащении ухитрялись огребать и бежали, бросая оружие и снаряжение, что было весьма кстати – трофеи шли на вооружение народно-гренадерских частей), но людские ресурсы в распоряжении Райхсфюрера были ограничены, и их следовало беречь.
Не от хорошей жизни Эрих принял программу массового производства боевых роботов. В тех же России, США и Китае боевые роботы использовались лишь как средство поддержки – автономный ИИ существенно уступал на поле боя человеческому. Но у Эриха не было таких людских ресурсов, и даже та полуторамиллионная армия, что была сейчас, сильно давила на экономику только поднимающегося Нойерайха. С финансами у Райхсфюрера не было проблем – он сорвал просто фантастический куш за два года до ЕА, во время крушения биткойновой пирамиды, и удачно конвертировал эти средства в золото, материалы и выгодные инвестиции. Но за деньги нельзя купить людей, а именно люди были критическим ресурсом Нойерайха. Треть населения были пронумерованы, десятая часть – ликвидирована. Из оставшегося числа вычитаем женщин, детей, стариков – и что у нас остается?
Собака нетерпеливо ткнула Эриха лапкой – он отдал ей фрикадельку и задумался, вместо того, чтобы взять с подноса новую. Спохватившись, Эрих скормил псине оставшиеся фрикадельки.
– Брунгильда, запросите, пожалуйста, у фон Немова информацию, сколько всего поляков были признаны орднунг-менш, – сказал он. – Я имею в виду не поляков вообще, а бывших граждан Польши, с освобожденных территорий.
– Сделаю, – сказала Брунгильда. У нее был тихий голос с какой-то воркующей хрипотцой. – Герр Райхсфюрер, простите, но Вы бы сами поели.
– Я же недавно завтракал, – удивился Эрих.
– Ваше «недавно» было в десять часов утра, а сейчас уже пятнадцать, – парировала Брунгильда. – И что Вы ели, Вы сами-то помните?
– Вы же знаете, что я не запоминаю подобных мелочей, – пожал плечами Эрих. – Ладно, скажите, пусть приготовят чего-нибудь и сервируют в зале аудиенций Фридриха Великого. И напомните, чтобы подали чашку мелких фрикаделек, а то они постоянно забывают, приходится Софию-Шарлотту со стола кормить, а это ей не полезно.
– Между прочим, – заметила Брунгильда, – доктор говорит, что при ее уровне активности ей так много еды может быть вредно. А Вы ее, кажется, перекармливаете.
– София-Шарлотта не станет есть слишком много, – сухо сказал Эрих. – Рассудительности в этой собаке больше, чем в десятке либеральных политиков вместе взятых.
– Разрешите идти? – спросила Брунгильда. Эрих коротко кивнул, и адъютант вышла. Эрих протянул руку и почесал собаке подбородок.
– Scheisse , – сказал он. – Всякая arsch тебя учить норовит. Никак из них этого не выбить.