Да будем мы прощены
Шрифт:
Почему я жду от него слов «праздный мозг – мастерская дьявола»?
Розенблатт говорит дальше:
– В такой ситуации ясно, что действует не один фактор, а много – химия, стресс, наркотики, перепады настроения, иные виды ментальной нестабильности. Наш подход – точный многофакторный диагноз и длительное лечение.
– Вы будете лечить его электрошоком?
– Нет, но я думаю, он может стать кандидатом на получение нашего нового психохирургического лечения, вроде гамма-лучевого ножа или, что вероятнее, глубокой мозговой стимуляции. Мы встраиваем в мозг нечто вроде ритмоводителя –
Для меня его слова – шок. Я понимал, что какой-то необычный козырь в рукаве у них спрятан, но что это все тот же удар по тыкве топориком для льда – такого я не ожидал.
– То есть вы описываете нечто подобное лоботомии?
– Я бы не назвал ее так, но это явления близкого порядка.
– А как вы считаете, в суде эта операция на мозге будет в плюс или в минус?
– Естественно, это означает, что мы действуем активно. Я бы назвал это плюсом.
– А что говорит Джордж?
– Он еще не знает. Никто не знает, я даже Гервину не говорил. Сначала я кое-какие исследования проведу, потом уже выступлю с предложением.
– А вы бы сами согласились на психохирургию? – спрашиваю я, зная, что я бы ни в жизнь.
– В мгновение ока, – отвечает он. – Даже сам бы на себе ее выполнил.
– Интересно, – говорю я, и это очень преуменьшено, потому что на самом деле я думаю: «Ну, ты и псих!» – Итак, какова дальнейшая повестка дня и как там Тесси?
– Отлично. Позавтракала в кухне и пошла погулять. По нашему плану вы с Джорджем разыграете некоторую структурную пьесу, предназначенную для организации связей и создания команды.
– А именно?
– Очень забавная вещь.
Я становлюсь подозрительным. Появляется Джордж после утренней тренировки. От него воняет потом, одежда прилипла к телу.
– Как ты? – спрашиваю я.
– Потрясающе.
– Рад слышать, – говорит Гервин, заходя в комнату вслед за ним и неся нечто вроде картонной шкатулки для драгоценностей. – Итак, сегодня мы поиграем в некоторые игры.
У Джорджа загораются глаза:
– «Риск»? «Монополия»? «Тривиал персьют»? «Мафия»? Мы в детстве играли в «Убийство мячом». Бросаешь здоровенный резиновый красный мяч изо всех сил. Если кому в лицо попал – убил.
Я до сих пор помню, как это было больно.
– Там не полагалось целиться в лицо.
– Давайте начнем с воздушного шарика, – предлагает Гервин, доставая смятый желтый шарик из кармана. Несколько раз его растягивает и надувает.
– Я вообще-то к игре не склонен, – говорю я в ужасе перед тем, что будет дальше.
– Заверяю вас, мы это знаем и учитываем, – отвечает Гервин, завязывая горловину шарика узлом. – Теперь я просил бы вас встать лицом друг к другу.
Мы послушно становимся.
– Я сейчас помещу шарик между вами, – говорит он, устраивая шарик точно между нашими телами. Шарик медленно падает на пол. – Так, еще раз пробуем. Вы не могли бы сдвинуться теснее, нос к носу?
Джордж делает шаг вперед. Я – шаг назад, рефлекторно. Джордж еще ближе, я снова отступаю. Танец.
– Эх! – говорит Гервин.
– Дело в том, что я его не вижу, когда он близко. В глазах все расплывается.
– А вы смотрите куда-нибудь за спину Джорджа, – предлагает Гервин.
Я так и делаю. Мы стоим, зажав шарик телами, я чувствую на лице горячее дыхание Джорджа, запах его пота.
– Ты регулярно моешься?
– Вроде да, – отвечает он, будто точно не знает.
– Хватит, – говорит Гервин, и мы замолкаем. – Цель игры в том, чтобы вы совместными усилиями перенесли шарик отсюда туда, – он показывает в дальний угол комнаты, – не дав ему коснуться пола. Capisce? [5]
– Capisce, – отвечает Джордж и идет в угол. Я делаю два шага боком, чтобы не отстать. Шар, который мы держали грудинами, опускается до уровня диафрагмы.
– Может, стоит скоординироваться? – говорю я Джорджу. – Перед каждым шагом говорить «шаг»?
5
Понимаете? (ит.)
– Шаг. Шаг. Шаг.
Мы отлично идем, но потом Джордж отвлекается и идет не через комнату, а на меня.
– Мы слишком забираем на север – надо взять на юг.
Шар соскальзывает ниже, мы его чуть не теряем. Джордж коленом заезжает мне в пах – пытаясь подтолкнуть шар вверх. Я сгибаюсь пополам, и шар опускается еще ниже.
– Ты можешь хоть что-нибудь сделать правильно?
Я не отвечаю. Вихляюсь одним бедром, потом другим, прижимая шар к Джорджу, подталкивая вверх. Мне удается его поднять от колен до паха.
– Давай ты теперь.
– Шаг. Шаг. Шаг.
У нас получается, мы переносим шар через всю комнату.
– Есть! – провозглашаю я, хлопая Джорджа по ладони. – Есть!
Лишь когда мы перешли через комнату, до меня доходит, что были, наверное, люди, у которых это не получилось. А я такой вариант даже не рассматривал.
– Можете выбрать себе приз, – говорит Гервин, поднимая шкатулку. – По одному на каждого.
Я запускаю туда руку и вытаскиваю бумажный самолетик – такой, как мне в детстве давали, если я у дантиста хорошо себя вел. Джордж получает звезду шерифа – с острой булавкой, и его заставляют ее на что-нибудь поменять. Он выбирает резиновую змею.
– Следующая наша игра… – начинает Гервин, и тут Джордж прыгает на желтый шарик, который мгновенно с треском лопается. Розенблатт наклоняется, подбирает обрывки, а Гервин повторяет: – Следующая наша игра…
Так и идет дальше: игра за игрой, приз за призом. А потом Гервин приносит перчаточные куклы.
Я надеваю одну и поворачиваюсь к Джорджу:
– Я не мошенник, – говорю я.
Джордж надевает на руку куклу и поворачивает ее к себе:
– Доброй ночи и удачи всем!
Надевает еще куклу на другую руку: