Да будем мы прощены
Шрифт:
Нейт крепко сжимает меня в объятиях и благодарит за приезд.
– Дай мне знать, как доберешься домой, – говорит он.
– Обязательно.
Пока я иду к машине, муж Миддлбранч успевает мне сообщить, что это обычный исход – родители редко выигрывают. И руководство школы любит, чтобы прощание было горячим и коротким: ребята заканчивают уик-энд выполнением домашних заданий и молочным поросенком на ужин – такова традиция. Завтра понедельник, учебный день, и будущим капитанам индустрии, титанам банков, звездам хирургии и корифеям бухгалтерии надо сделать уроки.
Я
– Мы перешли ко второй стадии. Наша группа считает, что было бы полезно вам приехать и у нас погостить.
– В каком качестве? – спрашиваю я, опасаясь, что мне придется как-то официально «вписываться».
– В качестве товарища по играм. Под наблюдением, конечно.
– Могу я это прекратить, если мне не понравится?
– Теоретически – да, – отвечает он.
– Теоретически?
– Просто там больше делать нечего. Но держать вас в заложниках мы не собираемся.
– Тогда ладно, – говорю я.
– А можете привезти с собой собаку? – спрашивает доктор.
– Могу, – отвечаю я, мысленно отметив, что в этот прекрасный уик-энд единственное, чего мне не хватало, так это Тесси.
Я складываю сумку для себя и сумку для собаки. Для Тесси я беру здоровенный пластиковый мешок сухого корма, поменьше – с собачьими сухарями, игрушками, туда же несколько мешков для уборки кала и старое полотенце – чтобы ей на нем спать. Себе – смену одежды, пижаму, зубную щетку и пластиковый закрывающийся мешок для своих новых лекарств вместе с инструкцией, которую мне надо каждый день перечитывать – иначе я не запомню, когда и в каком порядке их принимать.
Ощущение, будто месяцы прошли с тех пор, как я ехал в это «заведение», везя Джорджу одежду. Это далеко, куда дальше, чем школа Нейта. И ехать туда – это как тянучку тянуть: с каждым часом цель все дальше и дальше. На полпути я заезжаю в одно из этих случайных лесистых мест, где написано «Площадка отдыха». На краю парковки пара фур и несколько туалетных кабинок. Я откидываю спинку сиденья, закрываю глаза, и мне снится, как Никсон создает в семидесятом Агентство охраны окружающей среды, проводит через конгресс закон чистого воздуха, закон о морских млекопитающих, закон о чистоте питьевой воды, закон об угрожаемых видах, – и тут меня будит постукивание в стекло и всполошенный лай Тесси.
Возле машины человек с расстегнутой ширинкой, озабоченно-набухшие серые трусы торчат на уровне моего глаза.
– Ищу любви, – говорит он, виляя бедрами, голос приглушен через стекло.
Я смотрю в его лицо – небритое, с дикими глазами. Хватаю ключ, включаю зажигание, газ в пол – и прочь со стоянки. Тесси бросается вперед, теряет равновесие и стукается о приборную доску. Я сбрасываю ход, давая ей подняться, и снова на хайвей, стараясь поднять спинку, не снимая ногу с газа.
И пока я еду, гоню все дальше и дальше на север, у меня стоит перед глазами эта картина… У этого типа член выпирал из штанов, и он хотел, чтобы я…
Что сделал?
– Как он мог вообще думать, что это кого-то привлечет? – спрашиваю я у Тесси.
День клонится к вечеру, когда я сворачиваю налево у почтового ящика с надписью «Лодж». Тесси рычит на привратника, который на нее не обращает внимания, а меня просит открыть багажник, что я и делаю. Получив разрешение въехать, я паркуюсь и выпускаю Тесси. Она несется к главному зданию, влетает на клумбу и тут же выдает полный заряд диареи.
– Как собаку зовут? – спрашивает мрачный мужчина с переносной рацией.
– Тесси, – отвечаю я.
Он приседает, не замечая запаха псины.
– Ты хорошая собачка, Тесси. Мягкая собачка, пушистая. Да, Тесси? Не какая-нибудь здоровенная злобная кусака, не брехливая собачатина, да? Ты не рычишь, зубами не лязгаешь? – Собака лижет его в лицо. – Я так и знал, ты собачка-поцелуйщица!
Нас с Тесси вносят в список – персонал на этот раз дружелюбнее, хотя, должен сказать, подходя к столу в приемной, я ожидаю неприятностей. Сумку плюхаю прямо на стол, практически требую: «На, обыщи меня!» Приемщица как-то очень охотно расстегивает пакеты, вытаскивает мой пухлый мешок с лекарствами и вызывает начальника, объявляя в интерком:
– На приемном столе – проверить колеса.
– Не думаю, что отпущенные по рецепту лекарства следует называть «колесами», – замечаю я.
– У нас своя терминология, – говорит девушка. – Хотите печенье и чашку чая? Начальник смены будет с минуты на минуту.
Она подвигает ко мне чайник с кипятком и жестянку датского масляного печенья. Я беру одно для себя, одно для Тесси.
– Это животное для психотерапии? – спрашивает девушка.
– Да нет, просто собака.
Приходит начальница, поднимает прозрачный пакет с лекарствами к лампочке в потолке, будто та рентгеновские лучи испускает. Встряхивает пару раз пакет, звенящий колокольчиком, и возвращает его мне.
– У себя в комнате вы найдете запирающийся шкаф – как сейф в отеле. Свои лекарства будете постоянно держать там. Есть у вас какие-либо металлические предметы, фотоаппарат, записывающие устройства, оружие?
– Ничего. Кроме того, что ЦРУ мне в голову вмонтировало.
– Юмор легко может быть истолкован неправильно.
– Я нервничаю, – говорю я. – Никогда еще не был в психиатрической больнице.
– Совершенно нет причины нервничать. Вы ведь только посетитель?
Появляется молодой человек, с виду старшеклассник, но представляется он как доктор Розенблатт.
– Мы с вами по телефону разговаривали. – Он энергично жмет мне руку. – Я знаю, что в последний раз вы не особенно хорошо рассмотрели наше заведение, поэтому давайте начнем с обзорной экскурсии. Здешние ландшафты проектировал тот самый архитектор, что создавал проекты Центрального парка и Парижа.
Розенблатт выводит меня через главный павильон к задней двери.
– Красиво, – говорю я при виде играющих солнечных пятен на холмистом ландшафте. – Прямо как национальный парк.
– Мы называем нашу территорию кампусом, – сообщает Розенблатт.