Да, господин Премьер-министр. Из дневника достопочтенного Джеймса Хэкера
Шрифт:
Но Энни почему-то очень хотелось его продолжить.
– А вот мне кажется, что девочка, потерявшая свою любимую собаку, куда более реальна, чем толпа взрослых-переростков, с детским восторгом обменивающихся взаимными оскорблениями, – заявила она. – По-моему, армия просто обязана сделать все возможное, чтобы спасти эту собаку!
Глупее не придумаешь! Тратить тысячи и тысячи фунтов на спецоперацию по спасению какой-то престарелой собаки, когда точно такую же можно совершенно бесплатно взять в Лондонском приюте для бездомных животных? Детвора теряет своих собак и кошек чуть ли не каждый день. И что, армия должна их всех спасать? Все это не более чем самая
Энни возразила, что я просто не понимаю естественных чувств простых людей.
– Вообще-то я и сам тот самый простой человек, – с чувством превосходства заметил я.
– Интересно, с чего бы это?
На мне же лежит ответственность за контроль над расходованием государственных средств, неужели это так трудно понять?
– Энни, пойми, я не могу тратить деньги налогоплательщиков только для того, чтобы купить себе немного дешевой популярности!
– Но если популярность купить так легко, – язвительно спросила она, нанося удар ниже пояса, – то чем же тогда объяснить твой низкий рейтинг в общественных опросах?
По ее мнению, спасение собаки будет стоить каждому налогоплательщику всего какую-то жалкую долю пенса, не говоря уж о том, что ради такого благородного дела они с удовольствием пойдут на это.
– В цивилизованном обществе надо уметь быть способным совершать поступки, которые не определяются только экономическими соображениями, – с неожиданным для нее пафосом добавила она.
Я предложил ей написать об этом докладную записку и направить ее в казначейство. Правда, там не очень-то любят шутки подобного рода.
За свою долгую жизнь в большой политике мне приходилось видеть немало взлетов, падений и весьма неожиданных сюрпризов, но сегодня… с таким сюрпризом, как сегодня, боюсь, мне встречаться еще никогда не приходилось.
Ко мне пришел сэр Джефри Гастингс, директор «МИ-5». [41] Высокий человек с внешностью сенбернара, шаркающей походкой, печальными, вечно усталыми карими глазами и массивной слегка отвисшей челюстью.
Бернард ввел его в кабинет, и я, поздоровавшись, пригласил сэра Джефри присесть. Он бросил выразительный взгляд на Бернарда. Я объяснил, что мой главный личный секретарь всегда присутствует на всех моих встречах.
41
Секретная служба армейской контрразведки – (прим. пер.)
– Только не в этот раз, господин премьер-министр, – мягко, но твердо заявил он.
Чуть подумав, я вдруг вспомнил, что на самом деле Бернард не всегда присутствует на моих встречах, и кивком головы попросил его оставить нас одних. Когда он вышел, я обратил внимание, что мне не дали никаких материалов, касающихся этой встречи. Заметив мое недоумение, Гастингс сказал, что это было сделано по его личному распоряжению. Поскольку наш разговор, судя по всему, носил настолько секретный характер, что предназначался только для нас одних. Иными словами, никаких записей делать нельзя. Невероятно! Это в Уайтхолле, где все протоколируется? Все без исключения!
Теперь я уже буквально сгорал от нетерпения. Которое, должен признаться, через несколько минут было с лихвой вознаграждено.
– Мы только что получили некую информацию, – тихим журчащим голосом начал он.
Честно говоря, такое начало меня несколько озадачило.
– А разве это не то, для чего вы собственно существуете?
Он утвердительно кивнул головой.
– Вы
Сначала я не поверил своим ушам. Глава «МИ-5» – русский агент? Невероятно!
Джефри Гастингсу, похоже, самому было неудобно говорить мне такое. Ничего удивительного…
– А зачем, интересно, Хальстеду было оставлять свой архив «МИ-5»? – спросил я.
– В своем завещании он определяет это как неизбежный результат угрызений совести, хотя лично мне кажется, что это, скорее, э-э-э… нечто вроде посмертного злорадства. Лишний раз тыкнуть нас носом в… Короче говоря, показать всем и прежде всего нам, что он ушел непобежденным. Чудовищный удар!
– Еще какой чудовищный, – тяжелые мешки под глазами Джефри отвисли чуть ли не до середины щек…
– И сколько всего ему удалось передать русским? – обеспокоенно спросил я.
– Это не имеет особого значения, – не задумываясь, ответил Джефри. – Достаточно вспомнить Филби, Берджесса, Маклина, Бланта и Кернкросса, [42] да и сколько еще точно таких же, которые десятилетиями продавали им наши секреты, так что случай с Хальстедом ничего не изменит.
– Тогда в чем же, собственно говоря, проблема? Если речь не идет о государственных тайнах, то к чему тогда весь этот сыр-бор?
42
Группа советских разведчиков-нелегалов, которых теперь называют «кембриджской пятеркой». Во главе группы был легендарный Ким Филби, а в «пятерку» входили Гай Бер-джесс, Дональд Маклин, Энтони Блант и Джон Кернкросс – (прим. пер.)
Как же я ошибался! Сэр Джефри Гастингс бросил на меня печальный взгляд. Более трагического лица мне давно не приходилось видеть.
– Все дело в том, – глубоко меланхоличным голосом объяснил он, – что Хальстед… один из нас!
– Один из нас!
Очевидно, заметив, что значимость этих слов до меня, видимо, не дошла, а если и дошла, то не полностью, Джефри, чуть подумав, добавил:
– Он ведь попал в «МИ-5» прямо из Оксфорда. Провел всю свою сознательную жизнь на государственной службе. Так что теперь, если это просочится наружу, все те из нас, кто невольно оказался в сфере нашей деятельности благодаря его протекции или вовлечению или кто много лет был знаком с ним, навсегда окажутся под унизительным колпаком подозрений…
Вот тут вся серьезность создавшегося положения дошла до меня более чем полностью.
– Понятно, – многозначительно протянул я, пристально глядя на него, как бы обвиняюще вопрошая. – Но ведь вы, полагаю, не русский агент, так? – Он бросил на меня такой ледяной взгляд, что я тут же поспешил заверить его в обратном. – Не обращайте внимания, это всего лишь шутка, не более. Но… вы же на самом деле не… – Поскольку он продолжал хранить упорное молчание, я понял: даже если мне удастся вытащить из него хоть какой-либо ответ, полной ясности все равно не будет. Поэтому я снова повторил, что лично его никто не собирается считать русским агентом, но при этом также добавил, что чувства ответственности и долга вынуждают меня сделать этот прискорбный факт достоянием гласности. Как бы это ни было неприятно.