Да, та самая миледи
Шрифт:
Единственный человек в мире до конца выяснил все подробности, ничему не веря на слово, но и не покладая рук в поисках правды, и существует только одно преступление, за которое я несу здесь наказание, – подстрекательство к убийству Бекингэма; оно было сделано по его поручению.
Но и сейчас я считаю то, что он делает, на голову лучше, чище и в конечном итоге благороднее мелких поступков всех этих людей вокруг!
Людей, которые кичатся своим благородством, но вешают жен, словно падаль, на деревьях
Людей, которые заявляют, что, кроме чести и гордости, у них ничего нет, а лезут в постель к женщине, без тени сомнения выдавая себя за другого человека, вмешиваясь в чужую любовь и изменяя своей.
Людей, которые ради рент и титулов готовы сжить со свету всех своих родственников.
Людей, что охотно живут за счет женщин, будь они прокуроршами или герцогинями, но все равно считают их грешными, слабыми созданиями, стоящими куда ниже благородных кавалеров.
Во мне, как в зеркале, отразились все их поступки, и, уличенные, они готовы совместно разбить это зеркало, потому что компанейская вина куда легче вины персональной.
Так пусть умрет коварная миледи, пусть очистит этот мир от своего грязного присутствия и оставит благородных людей строить честную, чистую и правильную жизнь!
Теперь надо встать с колен. Начинается самое интересное.
Человек в красном вывел меня из дома.
Мушкетеры и дорогой брат вышли вслед за нами, их слуги последовали за господами.
Дом стоял распахнутый настежь, пустой, как и раньше, лишь чадила лампа на столе.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
МАЛЕНЬКАЯ РЕЧКА ЛИС
Пока судили и рядили, время приблизилось к полуночи.
Гроза утихла, тучи собрались в одной части неба, словно отступающая армия.
Стремительно стареющая луна вставала за городком Арманть-ер, делая его дома, крыши и ажурную колокольню плоскими, словно вырезанными из черной бумаги.
Впереди катил свои серые воды Лис, другой его берег был чужой страной. Там виднелись темные купы деревьев. Над ними клубились облака цвета багровой одежды лилльского палача.
По левую руку от нашей маленькой компании замерла старая, заброшенная мельница, крылья ее поникли.
Мы шествовали по равнине, направляясь к реке. Слева и справа от дороги темными корявыми пятнами выступали низкорослые деревья.
За рекой продолжали неистовствовать молнии, пропарывая дыры в багряном плаще облаков. Нацелованная дождем земля раскисла, была влажная и податливая, сильно пахли травы.
Два лакея держали меня за руки и вели впереди всех.
Жерар шел за ними. Затем мушкетеры и Винтер, замыкали шествие остальные слуги.
Надо было повеселиться напоследок. Кто же добровольно идет на смерть?
– Вы получите по тысяче пистолей каждый,
Слуги заколебались.
Атос, услышавший, что я говорила, быстро подошел к нам.
– Смените этих слуг, – скомандовал он. – Она что-то говорила им, на них уже нельзя полагаться.
Правильно, нельзя.
Лакеи, шедшие в арьергарде, переместились в авангард.
Вот и мой маленький Лис, как я его люблю еще с детства!
Когда мы дошли до берега, лилльский палач, опять в плаще и маске, начал связывать мне руки и ноги. Мушкетеры ждали, слуг отослали назад, чтобы посторонних сейчас не было.
Теперь мне предстояла самая сложная в жизни задача. И сделать ее надо было грамотно.
– Вы подлые, вы презренные убийцы! – завопила я. – Вас собралось десятеро, чтобы убить одну женщину! Берегитесь! Если мне не придут на помощь, то за меня отомстят!
– Вы не женщина, – холодно бросил граф де Ла Фер. – Вы не принадлежите к человеческому роду. Вы демон, вырвавшийся из ада, и мы заставим Вас вернуться на свое место.
– О, добродетельные господа, – разнесся над несущей воды рекой мой крик. – Имейте в виду, что тот, кто тронет волосок на моей голове, в свою очередь будет убийцей!
Мушкетеры дружно взглянули на человека в красном.
– Палач может убивать и не быть при этом убийцей, – как всегда безупречно логично ответил Жерар. – Он последний судья и только. Nachrichter, как говорят наши соседи-немцы.
Мужчины внимательно смотрели, как он стягивает веревку на моих ногах.
– Но если я виновна, если я совершила преступления, в которых Вы меня обвиняете, – прорычала я, – то отведите меня в суд! Вы ведь не судьи, чтобы судить меня и выносить мне приговор!
– Я предлагал Вам Тайберн, – оттер цлечом Атоса и выступил вперед дорогой брат. – Отчего же Вы не захотели?
– Потому что я не хочу умирать! – объяснила я ему и пообещала: – Я поступлю в монастырь, я сделаюсь монахиней.
Жерару, видимо, не нравилось то время, когда я воспитывалась в монастыре.
– Вы уже были в монастыре, – прогудел он, – и ушли оттуда, чтобы погубить моего брата.
Надо сказать, затянул он на мне путы на совесть – я не смогла встать и упала.
Жерар поднял меня, чтобы нести к лодке. Но, по-моему, я еще недостаточно вымотала своих палачей. Мне нужна хоть капля раскаяния с их стороны.
– Ах, боже мой, боже мой! – зашлась я в крике. – Неужели Вы хотите меня утопить?..
Первым не выдержал д'Артаньян. Он заткнул уши ладонями, повернулся к реке спиной и уселся на пень.