Да здравствует Герберт Уэллс!
Шрифт:
Снова чешу многострадальную репу. Чувствую, как рот съезжает набок. Но решаюсь спросить в лоб:
– А если мой разум «увидит», что там, на четвёртом, меня убьют – я тоже… Того?
– Нет. Для этого в Машине есть предохранители. И вот ещё что. Забыл предупредить, что когда ты там ложишься спать, и сознание отключается, предохранитель тоже срабатывает. И ты возвращаешься. Живой. Но не всегда, как ты уже понял – невредимый.
Йод возьми вон там – в мед. шкафчике.
Тренер явно считает разговор исчерпанным, потому что поворачивается и уходит.
Я смотрю ему вслед. Рот возвращаю на положенное ему место. В-смысле – закрываю, так и не брякнув очередную глупость. Спросить и об этом я успею. А пока лучше и правда – промажу царапины. Как говорит Миха – мало ли!..
Домой еду как всегда на метро. Время не сказать, чтоб совсем позднее, одиннадцатый час, но здесь уже вполне комфортно, можно даже сидеть. Схлынул неиссякающий днём поток чёртовых туристов, студентов и работающих в «нормальные» рабочие часы. Остались лишь те, кто работает в неурочное время. То есть – по обслуживанию нужд любимого мегаполиса: машинисты поездов, кассиры, рабочие – ремонтники, обходчики, и коммунальных служб. Сторожа, вахтёры… И неугомонные паршивцы вроде меня.
Которым мало того самообмана, который даёт вожделённая коробочка или её образ на ладони, или стационарного компа. И которые хотят, чтоб жизнь не проносилась мимо, а обнимала, окутывала со всех сторон. По-полной.
В-принципе, тренер правильно говорит о ситуации. У нас здесь – особенно это заметно в как раз столице! – имеется весьма грозная тенденция. Всё усиливающаяся. Те сволочи, что заняты так называемым «управлением», или менеджментом, или трейдингом, и ничего не производят руками, сидят-посиживают в кондиционированных офисах, за что получают очень даже хорошие зарплаты. А те, кто, вот именно, как те же ремонтники, рабочие-коммунальщики, или просто рабочие, или фермеры, вкалывают до седьмого пота, делая что-то руками, и производя реальные товары и продукты, получают гроши!..
Обидно. Тем более, что все эти «белые воротнички» ещё вначале семь лет учатся в высшем. (На денежки родичей!) А учат их в-основном тому, как красиво, и в согласии с официальным Законодательством, развести остальных потребителей, или просто – людей, на их же деньги!..
Впрочем, тренер говорит, что так будет не всегда. И рано или поздно мастеровые и те, кто обеспечивает жизненные потребности Общества, возьмут своё. И поставят зазнавшуюся и зарвавшуюся «элиту», этих элоев, на место! То есть – превратят их в скот!!!
Ладно, до этого пока явно далеко. Будем, стало быть, ждать. Не форсируя. И занимаясь самообразованием и тренировками Духа. И тела.
До дома дохожу уже в сгустившейся темноте.
Дверь открываю своим ключом.
Дома все. В-смысле, и материнский новый. Слышу, как работает ящик. Мать выходит ко мне в застиранном домашнем халатике, шлёпая стоптанными тапками. Смотреть на её вечно озабоченное и жалобное, словно у побитой ни за что собаки, лицо, выше моих сил. Отвожу поэтому глаза вниз, делаю вид, что поглощён проблемой стаскивания кроссовок. Мать молчит. Смотрит. Потом говорит:
– Ужин в тарелке. Сам разогреешь?
– Да. Спасибо.
Мать уходит.
Зато приходит её новый сожитель. Этакий развязно-расслабившийся Квазимодо, который вдруг понял, что всё-таки кем-то востребован. Со мной он до сих пор не находил нужным не то, что «установить контакт», а и вообще говорить. Но тут, решив, наверное, что пять дней достаточный срок, чтоб считаться здесь «Главой Семьи», спрашивает весьма наглым тоном:
– Ну и где это ты шатался до одиннадцати часов?
Считаю про себя до пяти. Отвечаю сдержанно:
– Это касается только моей матери и меня. Но не посторонних.
Мудила оборачивается в сторону дверного проёма, и повышает голос:
– Мать! Ты слышала?! Этот козёл считает меня тут посторонним! А я кто?
Возможно, он ждёт, что мать, по своему обычному слабоволию скажет что-то вроде «хозяин в доме», или «наша надежда и опора». Но я не даю ей вступить в диалог:
– А ты – дерьмо. Заплывшее жиром и самовлюблённое.
Ну, тут уж он поворачивается снова ко мне. Лицо становится красным, как помидор. Открывается рот, полный кривых (Хоть пока и своих!) зубов. Рот плюётся слюной:
– Ах ты, щенок! Смотрю, некому было научить тебя, как разговаривать с теми, кто старше! Вот теперь понятно, что с воспитанием у тебя были проблемы!
– Уж не ты ли возьмёшься их решить? – спрашиваю нарочито спокойно, зная, что этим провоцирую его ещё сильней. Вот и хорошо. Работает, значит, метод, предложенный тренером. А управлять людьми «опосредованно», оказывается, очень занятно!
– Да хотя бы! – гад делает шаг в мою сторону, и хватает меня за плечо, правда, пока явно не зная, стоит ли бить меня в присутствии нарисовавшейся в дверном проёме матери, и в то же время лихорадочно соображая, как же меня уделать-то: ремнём, или руками?!
– Убери руку, или я её сломаю.
– Что?! Ты – …! Долбанный ублюдок, ещё угрожаешь?! …!!! Да я тебя!..
Тут этот наивный простачок, удерживая моё плечо одной рукой, другой и правда пытается ударить меня в челюсть. Перехватываю кулак в сантиметре от скулы – балбес мог бы с тем же успехом изображать замедленное кино. Держать его кулак в таком положении нетрудно.
Тогда сердитый мужичонка отпускает моё плечо, и пытается ухватить меня за ухо.
Большая ошибка.
Хватаю его за пальцы. Разворачиваю его ладонь этими пальцами книзу. Нажимаю.
Вопль, вырвавшийся из его перекошенного рта так громок, что начинаю опасаться – не прибегут ли соседи, чтоб узнать, не мучаем ли мы кошку! Впрочем, вряд ли – соседи в своих виртуальных «мирках»! Мать хватает меня за руку, которой удерживаю кисть гада:
– Ривкат! Ривкат! Пожалуйста! Не надо! Не ломай ему!.. Зачем тебе опять эта полиция?! За это лето ты и так у них два раза был!..
Отпускаю гада. Он смотрит на мать, на меня. Подпорченную лапку бережно прижимает к животу. Потом до него доходит: