Да здравствует ворон!
Шрифт:
С того самого момента, как он выпустил во врага стрелу, что-то пошло не так. Он чувствовал себя гораздо более истощенным, чем когда латал прорехи. Это походило на малокровие, только ощущение, что из него высосали все жизненные силы, было гораздо интенсивнее, его тело словно перестало ему принадлежать. Но больше всего ужасало чувство, что в тот миг, когда стрела вылетела из его рук, на него кто-то с укором посмотрел.
«Зря я это», – промелькнуло у него в голове.
Все инстинкты Золотого Ворона беспрестанно били в набат. Он
Дело не в том, что его стрела не достигла обезьяны, а оружие его подчиненных растаяло. Напрасно он своими действиями показал готовность напасть, сопротивляться.
«Так нас всех убьют. Надо как-то объясниться».
Надзукихико, все так же ничего не понимая, ощутил страх, которого не испытывал никогда в жизни. Пока обезьяна вела их куда-то, он беспрестанно дрожал, словно напуганный маленький мальчик.
Неожиданно холод, который он почувствовал сначала, исчез, воздух стал отчетливо гуще и теплее. Тепло было каким-то неприятным и пахло кровью. И этот запах, от которого к горлу подступала тошнота, становился все сильнее. По мере того как они приближались к источнику запаха, оттуда послышался какой-то чавкающий звук.
В глубине пещеры, в раскрывшей перед ними свою черную пасть тьме находилось оно.
Несмотря на отсутствие света, картина постепенно выступала из мрака, будто окружение светилось само.
Сначала в глаза бросилась какая-то темная жидкость, растекшаяся по голому камню. Он понял, что это кровь, не по цвету, а по запаху. В центре пятна виднелось что-то белое – руки и ноги лежащей женщины.
На него смотрело искаженное ужасом лицо мертвой девушки. Раскиданные в беспорядке длинные волосы, разорванное кимоно, разбросанные рядом внутренности. Тело, еще недавно принадлежавшее человеку, теперь, когда его покинула душа, притворялось неодушевленным предметом.
На теле что-то копошилось. Ему показалось, будто это обезьяна. Маленькая обезьянка. Или чудовище, похожее на нее. Тоненькие, словно веточки, ручки, огромный, торчащий вперед живот. На сгорбленной спине прямой линией выдавались позвонки – так, что их, казалось, можно ухватить пальцами. Обезьяньей шерсти не было, но и человеком это не назовешь – слишком уж по-звериному двигалась фигурка.
С хлюпаньем и присвистом оно вгрызалось клыками в белую женскую кожу, чавкая внутренностями, от которых поднимался пар.
– О драгоценный наш хозяин, наш Ямагами-сама! Я привел ворона.
При звуках голоса обезьяны существо подняло лицо – все в морщинах. Изо рта спускалась на подбородок липкая струйка густой крови. Из-под растрепанных, сальных, заляпанных грязью белых волос посмотрели абсолютно круглые глаза. Выпученные глазные яблоки, чуть не вылезающие из впавших глазниц, пристально уставились на Надзукихико.
И это… это чудовище – Ямагами?! Надзукихико не знал, что и думать. В глазах чудовища царила одна чернота, в них не было ни проблеска света.
– Ворон… Это ворон?
После раздражающего молчания прозвучал наконец голос, по-стариковски хриплый и дребезжащий, словно гремучая змея предупреждала об опасности.
– Давненько же тебя не было видно!
Голос звучал устало и равнодушно, но в нем явственно слышался гнев.
– Пожалуй, уже лет сто. С тех самых пор, как они закрыли ворота! – спокойно поддакнула обезьяна.
– Точно, точно, – закивало чудовище. – И ты смеешь с наглым видом показываться мне на глаза!
Его злоба, похоже, все нарастала. И, словно отвечая на его гнев, воздух начал насыщаться электричеством. На кончиках волос Надзукихико затрещали искры, и он услышал, как ахнули соратники позади.
Это место явно подвластно чудовищу. Его не одолеть. Впервые в жизни будущим правителем овладело ощущение полного поражения. И в тот же миг он осознал: сто лет назад истинный Золотой Ворон Нарицухико испугался не обезьян. Его напугало это.
Обезьяна же с явным удовольствием бросилась утешать чудовище так, будто молодого господина здесь нет:
– Ну, ну, не сердитесь так. Сложно ожидать, что он сумеет справиться с работой как следует, но все-таки он необходим.
Утихомирив чудовище, она посмотрела на Надзукихико.
– В последнее время мое племя не справляется с уходом за нашим драгоценным хозяином. Сложно простить твой отказ от своей миссии и побег, но, пользуясь случаем, Ямагами-сама решил позволить тебе вернуться на священные земли.
– Что?
– Ты будешь ухаживать за хозяином.
Надзукихико лишился дара речи, а обезьяна ухмылялась:
– Ты должен быть благодарен мне: это я предложил!
Глаза молодого господина встретились с глазами чудовища, которое все это время исподлобья наблюдало за ним.
– Что решил?
Надзукихико ничего не мог сказать. Юкия прошептал:
– Ваше Высочество, только не спешите.
– Если не хочешь, так и скажи. Мне все равно. Однако…
Чудовище не договорило, но Надзукихико показалось, что перед глазами с треском разлетелись искры.
– Бесполезные слуги мне не нужны.
И в следующий миг все побелело и тело пронзила острая боль, будто в мозг кто-то запустил отточенные когти. Хотя он больше испугался не за себя: сзади кто-то закричал гораздо громче, чем он сам. Молодой господин обернулся и увидел своих подчиненных, которые, обхватив головы руками, с воплями катались по земле.
– Юкия! Тихая!
Он подскочил к юношам и коснулся их голов, направив свои силы – так же, как при латании прорех, но ничего не изменилось, напротив, их крики стали только громче. Сколько он ни старался, ничего не происходило. Надзукихико был потрясен.