Да здравствует ворон!
Шрифт:
Внутри копились досада и раздражение. Вот почему девушка наговорила лишнего Ямаути-сю. Ей хотелось плакать от злости на себя саму, но в то же время она думала, что Сумио позволил себе слишком много.
– Госпожа Масухо-но-сусуки… Барышня?!
Кикуно, помогавшая ей переодеться, выслушав ее, улыбнулась так ласково, что в груди стало больно.
– Мы можем только довериться мужчинам. Что бы вы ни сказали, вы станете им помехой.
– Я и сама это понимаю. Наговорила глупостей. Но я не могла промолчать…
Она не хотела сражений.
Масухо-но-сусуки считала, что ушла из дома и самостоятельно встала на ноги. А на самом деле оставалась все той же надменной, не знающей жизни девицей из аристократической семьи.
Когда она все это высказала Кикуно, та, немного помолчав, мягко упрекнула хозяйку:
– А что плохого в том, что вас берегли как любимую дочь? Все остальное – просто капризы.
Масухо-но-сусуки шмыгнула и сердито посмотрела на Кикуно:
– Хочешь сказать, что до сих пор даже мои капризы были по их плану?
– Именно так. И в чем-то вы все-таки добились своего.
– Что ты имеешь в виду?
– Вернулась госпожа Сакура. Хочет поговорить с вами.
Ее отвели в личные покои Хамаю в глубине основного здания Сиондзи. Там действительно было пустовато – просто диву даешься.
Раньше Хамаю жила в покоях побольше, но уступила их тем, кто нуждался в лечении, а сама устроилась в маленькой комнатке, застланной татами. Разумеется, постель с балдахином там поставить было негде, поэтому она каждый день вынимала на ночь и убирала утром футон, как простолюдинка. Кое-кто не вынес такой жизни и уехал домой, но Масухо-но-сусуки упрямо оставалась при своей госпоже.
– Это ты? – спросила Хамаю. Она сидела у маленького письменного столика, одну ногу согнув в колене и поставив на пол.
Ради экономии супруга наследника зажгла маленький светильник вместо яркого, с блуждающим огоньком. Комната тонула в голубоватом мраке, среди которого резко выделялась хозяйка в оранжевом свете, будто кукла или какое-то создание не от мира сего.
Она протянула Масухо-но-сусуки плетенку для сидения, и та устроилась рядом. Кикуно села чуть позади и левее от своей хозяйки.
Хамаю иногда выбиралась из своей комнатушки, чтобы проверить ближайшие пункты, где помогали пострадавшим, и все же в основном сидела затворницей в Сиондзи. Масухо-но-сусуки знала, что сегодня госпожа куда-то уходила по делам, но куда – не ведала. Когда она спросила Хамаю, та слегка кивнула:
– Да, слетала тут в Западный дом.
Узнав, что госпожа виделась с министром запада, Масухо-но-сусуки растерялась:
– К моему отцу?
– Угу. Родители тебя любят. – Хамаю чуть улыбнулась. – Они сказали, раз неизвестно, что дальше станется с Тюо, их не волнует служение правителю и позиция дома – лишь бы дочь вернулась в западные земли.
И правда, отец уже несколько раз просил ее приехать домой. Это она сама упрямилась и делала вид, что не слышит его. Неужели теперь ее увезут насильно?
Масухо-но-сусуки напряглась, Хамаю же, будто и не замечая ее состояния, небрежно бросила:
– Конечно, положение сложное. Мне не сразу удалось их убедить. Но сегодня я наконец получила согласие. Поэтому слушай.
Она вдруг заговорила торжественно:
– Это приказ, Масухо-но-сусуки. Ты должна вернуться в мир и стать наложницей Его Высочества.
За окном сверкнуло, и комната на миг озарилась светом. Тут же с вершины горы донесся раскат грома.
Масухо-но-сусуки не сразу поняла, что приказала ей Хамаю.
– Что ты говоришь?! – с трудом выдавила она хриплым голосом.
Хамаю невесело улыбнулась:
– Ты ведь уже поняла. Я не могу выносить дитя, поэтому ему нужна наложница.
Она понимала, что для государства рождение наследника – самый важный вопрос. Однако шоком для нее стало не это.
Молодой господин и Хамаю были друг для друга дурной компанией – друзьями по детским шалостям, но вместе с тем она видела и как они иногда пересмеивались, забавляясь, словно щенята.
Она со страхом и нетерпением ждала, какой же ребенок родится у этой пары, так мало похожей на союз супругов. Поскольку ей самой грозила та же участь – остаться бездетной, она прекрасно понимала чувства Хамаю, когда та узнала, что ей не выносить дитя. Поэтому ее пугало, что госпожа совершенно не выказывала печали по этому поводу.
– Ты поняла меня, Масухо-но-сусуки? Ты родишь дитя для Надзукихико вместо меня, – сказала супруга наследника с беззаботной улыбкой, а ее придворная дама лишь в изумлении смотрела на свою хозяйку.
Пришло лето, настал назначенный день. Обезьяны принесли в паланкине девочку из деревни под горой. Подчинившись обезьянам, она очистилась в источнике, и ее приволокли к чудовищу.
Перепуганная посвященная действительно оказалась просто человеческой самочкой. Впервые увидевший настоящего человека Акэру был разочарован: она выглядела совершенно так же, как ятагарасу, не отличалась выразительной внешностью и не производила впечатления сильной духом. Самая обыкновенная маленькая девочка с несчастным, заплаканным лицом.
Пленница говорила на человеческом языке, поэтому Акэру не знал, что она сказала. Однако, судя по грустному взгляду, она страдала из-за своей печальной участи, так что он догадался, что девочка просит молодого господина вернуть ее обратно.
Обезьяны утверждали, будто посвященных им поставляют люди по договору, но что-то непохоже, чтобы эта давала свое согласие. Глядя на нее, несложно было догадаться, какой конец ее ждет в скором будущем. И все-таки нельзя, чтобы она сбежала или наложила на себя руки. Молодой господин приказал неотрывно следить за посвященной. Перед темницей с самыми простыми удобствами поставили часового, наказав ему ни в коем случае не сводить глаз с пленницы.