Дачные расследования

Устинова Татьяна

– И очень увлечен тем же художником, что и вы, Семен Александрович, – добавила девушка.

– Я увлечен многими художниками, – через плечо заметил старик.

Они уже подходили к крыльцу дома.

– Щукиным, – подсказала Кассандра. – Загадочным Наумом Евграфовичем.

Холмогоров обернулся к гостям чересчур живо для старика.

– Серьезно? Почему? Малоизвестный провинциальный художник. Зачем он вам?

Крымов искренне пожал плечами:

– Моя ученица уже вам сказала – сверхзагадочная личность. Пытался разобраться в его картинах,

в нем самом, и все время мозги в кучу. Может, не доходит до меня что-то?

– Бывает, – с усмешкой кивнул старик, поднимаясь на крыльцо. – Прошу в дом.

Стены этого дома на три комнаты, самая большая из которых представляла мастерскую, были плотно увешаны картинами. Тут открывались волжские пейзажи с просторами и горами. Техника что-то напоминала: первый план – четкий, насыщенный и яркий; второй – в легкой сизоватый дымке, третий – совсем бледный, прочие растворялись на горизонте.

– На картины Рериха похожи, – заметила Кассандра и тотчас увидела, как Холмогоров поднял брови. – Простите, если что-то не то сказала. Умалила вашу индивидуальность.

– Да нет, то самое. Я короткое время учился у Святослава Рериха, повезло, так что вы угадали, огненная девушка с редким именем. Пророческим. Чаю?

– Хотелось бы, – кивнула Кассандра. – К печенюшкам.

– Сделаем. Он у меня на травах.

– Котик, – кивнула она.

На диване растянулся огромный серый котище. Он спал. Правда, один глаз приоткрылся, когда вошли гости, но ничего интересного он в них не рассмотрел и вновь ушел в дрему.

– Агни, – представил его хозяин. – Мой старый друг.

Пока хозяин готовил чай, Крымов, усевшись в кресло, наблюдал за котом и размышлял, как ему построить диалог с этим необычным художником. Такого с ходу в оборот не возьмешь и лапши на уши не повесишь. Тут нужен особый подход. В это время Кассандра обходила дом и смотрела картины.

– Вот это да! – у одной из них, в широком коридоре, воскликнула она.

Подобно тому, как у Николая Рериха среди его ярких русских или гималайских пейзажей вдруг возникало полотно с необычным персонажем, возможно, мифологическим, будто шагнувшим в реальный мир из ирреального, так и на картине Холмогорова журналистка разглядела нечто ее взволновавшее.

– Это же он, тот старичок! Глядач!

За ее спиной почти одновременно оказались оба – и Крымов, и Холмогоров. Причем старик успел за молодым гостем. Девушка восторженно смотрела на полотно – на картине был изображен у расселины в скале древний старичок в серой робе с капюшоном, он хитро и мудро улыбался.

– Откуда вы знаете, кто это и как его зовут? – подозрительно и с интересом спросил Холмогоров.

Кассандра обернулась.

– Виделись однажды, года два назад, когда я в пещерах потерялась. Он меня из того горного лабиринта и спас, этот старичок. Или похожий на него. Только мне никто не верил, а вот вы точно поверите.

– Поверю, – кивнул Холмогоров. – Их немало на самом деле, – заметил он. – Как и вот этих. – Он сделал пять размеренных шагов вдоль стены, куда гостья пока еще не успела дойти, и указал пальцем на полотно: – Ну-ка, а как их зовут, знаете?

Кассандра мигом оказалась у другой картины.

– Знаю, – зачарованно кивнула она. – Их зовут злобари.

В пещере, во время дождя и молний снаружи, можно было различить три черные тени – у каждой тихо горели кровавым раскосые глаза.

– И как вы узнали?

– От глядача, конечно. Он их так назвал.

Остановив взгляд на лице Кассандры и ее огненных волосах, Холмогоров покачал головой:

– Да вы очень знающая девушка, как я погляжу.

– Благодарю – стараюсь.

– Я серьезно – не каждому удается заглянуть в ту щелку. Вам позволили. А вот эту картину вы пока еще не видели, как я понимаю. А то бы я услышал реплику, и еще какую. – Прихрамывая, он прошел по сумрачному коридору и оказался у другого полотна. – Я прав?

Кассандра и Крымов послушно устремились за ним. На полотне, в такую же разгулявшуюся над Волгой непогоду, среди черных туч и молний, бешеных пенных валов внизу, на высоком утесе стоял серой тенью человек в старинном наряде – кафтане с расклешенными фалдами, у пояса висела в ножнах шпага, а длинные седые волосы так и развевались по ветру. Старик словно бросал вызов стихии, самой природе.

– Круть, – восторженно прошептала Кассандра. – Барон Людвиг фон Шварц…

– Вы здесь из-за него, верно? – спросил Холмогоров. – Из-за призрака барона? А я для вас – ключик к этой тайне? Сознавайтесь, гости дорогие!

Последняя фраза прозвучала почти как ультиматум. Они молчали.

– Только это не призрак барона, – кивнув на картину, пояснил Холмогоров. – Это сам барон на Царском утесе взывает к силам зла и просит помощи. С призраками таких метаморфоз не происходит.

И впрямь барон был живой. Его одежду взбаламутил ветер, волосы спутали и трепали штормовые порывы. Да и глаза под седыми бровями смотрели очень живо на взбешенную бурей реку.

– Вот призрак барона, – указал Холмогоров на другую картину, спрятавшуюся в нише.

На этом полотне стоял тот же персонаж, только от него исходило бледное изумрудное свечение, будто его одежды и сам он оказались пропитаны фосфором. Глаза были мертвыми и белыми, как у залежавшегося в воде утопленника. У его сапог стоял такой же бледно-зеленый фонарь. Но этому существу было нужно иное – не кабала с горами злата, дворцами и наложницами, а свобода. Но какую свободу могла получить тень? И от кого?

– Вы же сами видели его, не так ли? – спросила Кассандра. – Вот таким зыбким – с фонарем у сапога? Иначе и быть не могло. Семен Александрович?

Холмогоров усмехнулся и с прищуром уставился на Крымова.

– Вы так подозрительно на меня смотрите, – заметил детектив.

– Она, возможно, и художник, но вы – навряд ли, – сказал старик. – Кто вы?

– Я ее учитель… портретист… я…

Крымов взглянул на Кассандру, умоляя о помощи, но девушка лишь поморщилась. Видимо, звучало неважно!