Дахштайн
Шрифт:
«Обычно я не приглашаю людей в свои апартаменты», – невольно пронеслось в мыслях.
Я вышла на террасу, сильнее запахнув на груди шелковый халат. Внизу проходила горная дорога. Расчищенная от снега автотрасса казалась траурной лентой на фоне гор. Возле дороги вершины были округлые и густо заросшие лесом. Издалека казалось, что это широкие спины огромных мохнатых медведей с зелеными шкурами, припорошенными снегом. Остальное пространство занимали горы, их склоны и пики. Выше них – только небо. Острые пики устремлялись ввысь один за другим, и не было им конца. Далеко на горизонте не видны каменные гиганты, а лишь их поддернутые дымкой очертания, словно голубоватые призраки на фоне неба.
Люди
Мне нравились Альпы за возможность здесь быть собой. Жить и играть с едой, которая сама едет сюда.
Печать резко обожгла шею, словно туда ткнули раскаленной кочергой. Повелитель зовет. Приведя себя в надлежащий вид, я вышла из апартаментов, аккуратно закрыв за собой дверь на ключ, и вошла в лифт, надавив на кнопку минус второго этажа.
Посмотрела в отражении на распухшие от укусов мальчишки губы и недовольно скривилась, а затем тут же вернула на свое лицо маску. Повелитель не любил наблюдать эмоции подчиненных, а я не могла его разочаровать. Хотя Вильгельму, этому средневековому аристократишке, прощалось все. Нужно, конечно, отметить, что он и не был в полном служении у Господина. Лишь укрылся в «Дахштайне» на время, принося пользу и отрабатывая выпитое и съеденное, так сказать. Мне не терпелось избавиться от Вильгельма, но Фер Люций благоволил ему, что было для меня постоянным поводом для размышлений.
Еще раз взглянув на себя в зеркало, убедилась, что выгляжу подобающе. Всматриваясь в зрачки, глубоко вздохнула, машинально заставляя лицевые мышцы застыть в одном положении. Из лифта я вышла уже в привычном виде марионетки Господина.
Вход в шахты никак не освещался, но это и не нужно: все, кто знал об этом месте, людьми и не являлись.
Чей-то крик разорвал тишину и впитался в стены. Люций сегодня работал. Стук каблуков гулким эхом отражался от камня.
В шахте горели факелы, что скорее было прихотью Господина, чем потребностью. Пахло влажным воздухом, пропитанным солью и ужасом.
На дыбе посредине был растянут человек, уже готовый попрощаться с душой. Этому орудию было несколько столетий. Господин предпочитал старые методы, мне же больше нравились инструменты двадцать первого века. На стенах висели всевозможные орудия пыток: кнуты, свитые из тяжелых кожаных ремней, щипцы, клещи, «груши» [31] , «утробные кошки» [32] , ручные пилы, кандалы и тиски.
По сути, нам не нужны были инструменты, но казалось символичным пытать людей их же изобретениями. Это добавляло обычной смерти обычного человека некую изюминку.
31
Цель «груши» – попасть в любое из человеческих «провинившихся» отверстий. Потом крутили винт. Лепестки груши раскрывались подобно цветку, разрывая при этом все внутренние органы жертвы и причиняя ей невыносимую боль.
32
Утробная кошка состояла из острого железного предмета (шила) длиной 30–50 см и деревянной рукоятки. К шилу приделаны несколько крючков, которые при вращении утробной кошки должны наматывать на себя внутренности осужденного.
Фер Люций занимался своим делом дальше, хотя прекрасно слышал меня. Его широкую спину обтягивала белая рубашка, рукава которой были подвернуты, так как Господин не любил пачкать одежду.
– Дэн?
– Отдыхает.
– Как прошло?
Я пожала плечами, не вполне понимая, что он хотел от меня услышать. То, что я сделала с Дэниэлем, происходило далеко не каждый день, чтобы судить о процессе.
Повелитель рассмеялся, глядя на меня, очевидно, последний вопрос был шуткой. Я же в который раз поразилась тому, как он любит, создавая правила, сам их нарушать, но не прощает такую вольность другим.
– Следи за ним. Этой ночью должен быть его первый раз.
– Этой?
– Да. Нельзя медлить. Ты и так слишком долго вела Дэниэля сюда. Устрой все. Научи его, – Фер Люций говорил резко и отрывисто, будто вбивая молотком слова мне в голову. – Знаю, ты меня не разочаруешь. Так ведь, Лилит?
– Да, Повелитель.
– Он его полная копия, да?
– Фауста? Соглашусь. Как и его предок, мальчик любит совать нос куда не следует.
Феру Люцию это не понравилось. Увидев в глубине его разноцветных глаз злость, я почувствовала обреченность и желание убежать, как ощущала его каждый раз при виде гнева Повелителя. Замерев на месте, я лишь облизнула враз пересохшие губы, ругая себя за болтливость.
– В таком случае он больше напоминает тебя, Лилит.
Фер Люций к чему-то прислушивался: его глаза на миг закатились, лицо вспыхнуло пламенем, словно он сунул его в один из адских котлов. Я молчала, склонив голову и ожидая наказания, но того не последовало. Повелитель снова обрел привычный вид и бесстрастно спросил:
– Новые постояльцы?
– Почти готовы.
– Завтра прибудут еще. Ступай, – указав на выход, Господин вернулся к прерванному занятию.
«Придется “позаботиться” о Бергнерах сегодня», – размышляла я, направляясь к стойке регистрации, где уже скалил клыки администратор.
– Как прошло? Выглядишь премерзко, – кривя уголки губ, отвесил комплимент Вильгельм.
Я посчитала нужным его проигнорировать. Да и что говорить? Дэн особенный уже из-за фаустовской крови, в которую ушлый чернокнижник чего только не намешал. Неясно, каким он проснется после перехода на другую сторону.
– Фрау Лилит, душа моя, а где тот долговязый кудрявый мальчишка с именитой фамилией? Я не наблюдал его за завтраком. Неужели уехал?
Несвежее, прокуренное дыхание ударило в нос. Мистер Функ появился возле стойки с неизменной газетой прошлого века. Стоило сказать, что он был примером того, как Повелитель может воздавать по заслугам, не утягивая душу в Ад. Старик относился к особой категории постояльцев. Он был нацистским министром экономики и президентом Рейхсбанка. Вальтер Функ бежал из Германии в Австрию в сорок пятом, скрываясь от возмездия в горах. Спрятал награбленное золото на дне Хальштатского озера и угодил в «Дахштайн», где остался навечно. Фер Люций пытал его до смерти каждую ночь, а затем возвращал к жизни, поэтому Вальтер потерял часть рассудка, вернее, спрятал, чтобы окончательно не сойти с ума. Повелитель считал: Функ достойно наказан, обреченный жить, пока существует отель.
Веками люди ошибочно полагали, что Фер Люций – абсолютное зло. Возможно, так оно и было. Отчасти. Однако разве не должна в мире быть гармония? Там, где есть добро, есть и зло. Создав нас, демонов, Повелитель помог людям обличать их пороки, явные и скрытые. Изначальный смысл существования «Дахштайна» был именно таким. Только вот Феру Люцию всегда было мало. С начала времен у Ада имелись законы, которые мы соблюдали до сих пор, но Повелитель пошел против них, начав открывать врата и пускать демонов охотиться без правил. Орден, который основал Ниотинский, немного уравнял чашу весов, но ненадолго.