Далеко ли до Сайгатки?
Шрифт:
— Не придётся! — сказал Толя, вскидывая светлые выгоревшие волосы. — Если вы это о той решительной юной особе, которую час назад встретил наш буровой мастер Кирилл, так она даже с ним не пожелала ехать. Расспросила дорогу к разведчикам, то есть к нам, и пошла сюда пешком.
— Варвара! — расхохотался опять Борис Матвеевич. — Голову даю на отсечение — она. Только интересуюсь, почему всё-таки с разъезда? Или приехала на другом поезде?
Варя шла по дороге медленно, с трудом
У крайних от околицы ворот, возле дома с тремя черёмухами, Варя остановилась. Маленькая белоголовая девочка, захватив пальцами ног соломину, старательно поднимала её с земли, не спуская с Вари больших удивлённых глаз.
— Скажите, пожалуйста, эта самая и есть Сайгатка? — вежливо спросила Варя девочку.
— Шайгатка… — прошептала та и взяла рукой из поднятой ноги соломину.
— А скажите, пожалуйста, вы не знаете, старший геолог Борис Матвеевич Бурнаев, он где?
Девочка насупилась и ничего не ответила.
— Домка, а Домка… — яростно зашептал кто-то.
За забором под черёмухой появилась вторая девочка, постарше, с рыжей косичкой.
— Скажите, пожалуйста… — начала Варя, но та, что постарше, только стрельнула глазами и исчезла.
Маленькая стояла перед Варей, и по её испуганному лицу было видно, что она вот-вот заревёт.
— Ну что ты? — сказала Варя, наклоняясь. — Смотри, у меня есть свисток… — Она разжала руку и показала девочке чёрный обгрызенный свисток.
— Швишток… — прошептала маленькая.
В это время из калитки стремглав выбежала исчезнувшая девочка постарше. Маленькая просеменила и уткнулась ей в платье.
— Борис Матвеевич в поле уехали, Борис Матвеевич в клубе стоят, эвон-ка за оградкой, Борис Матвеевич уже лошадь на станцию за гражданкой выслали! — одним духом выпалила Ганя.
— В поле? — У Вари вытянулось лицо. — А скажите, пожалуйста, Вера Аркадьевна тоже в поле уехала?
— Не уехали. Вера Аркадьевна здесь в чулане спят. Они давеча только с поля вернулись.
— В чулане? Почему?
Девочка не ответила, тряхнула косицей и сообщила:
— Меня зовут Ганька. А вас?
— Меня Варя.
Обе с любопытством смотрели друг на друга.
— Знаете что? — спросила наконец Варя. — А можно мне к Вере Аркадьевне в этот самый чулан, или как он называется, пройти?
Там было прохладно, пахло черёмухой и только что скошенной травой. На земляном полу у ног Веры Аркадьевны были свалены грудой маленькие цветные мешочки с пробами.
— И ты, значит, так в весовой на Бирюлях и просидела до следующего поезда? — ахнула Вера Аркадьевна после того, как Варя рассказала ей всё.
Они сидели на сеннике, лежавшем прямо на полу, и солнце, пробираясь через закрытую ставню, скользило по распущенным волосам Веры Аркадьевны.
— Не просидела, — сказала Варя. — Я всё ходила и ходила, смотрела и смотрела. А потом вдруг приходит состав. Особого назначения, вне графика.
— Особого назначения?
— Да. За строительным лесом, очень срочный. Начальник и говорит: «Поедешь с ними. Они грузиться за Сарапулом будут, тебя и подбросят. Лесорубы — народ добрый». Я и села. Так весело было! Мы кашу гречневую варили…
— А почему же ты на разъезде сошла?
— Они сказали, отсюда к Сайгатке гораздо ближе. И потом… Если бабушка заругает, я ж сама дорогу нашла. И не так уж опоздала!
— Геро-ой… Бедная Ольга Васильевна! Ну, а это страшилище у тебя откуда? — Вера Аркадьевна, заплетая косу, показала на тёмную железную коробку.
— Это не страшилище, — обиделась Варя. — Это железнодорожный фонарь. С отражателем. Мне Иван Кузьмич на память подарил. А я ему… я ему…
— Что ты ему?
— Я ему — бидончик. Бабушкин, голубой.
— Ловко! — засмеялась Вера Аркадьевна. — А это что?
— А это свисток.
— Тоже Иван Кузьмич?
— Тоже. А ещё у меня ножик есть. Охотничий! Того самого, про которого бабушка рассказывала.
— Молодец. Представляю себе, как она беспокоилась, пока ты там по Бирюлям разгуливала!
— Нет, бабушка не беспокоилась. Ей ещё из Бирюлей сразу телеграмму дали, что я нашлась и еду со следующим поездом. Вера Аркадьевна, а мы вам старые карты везём! И записные книжки! Такие тетрадки.
— Знаю, уже знаю. «Чердаке сундуке…» Ну, пойдём, чудушка. Смотри, утро какое! — Она открыла ставню и распахнула окошко.
Дождь золотых лучей полился в чулан. Жёлтый подсолнух, повернув голову, заглядывал из огорода. Большой пушистый шмель с гудением тотчас забился о стекло.
— Вера Аркадьевна, — тихо сказала Варя и тронула её за рукав. — Знаете что? А я всё-таки бабушки немного боюсь…
— Я сама боюсь. Ничего, обойдётся. Надо же её успокоить!.. Пошли.
— Надо же успокоить… — ещё тише прошептала Варя.
Встреча
Большая берёза раскачивалась почти над самым железнодорожным полотном. От берёзы к лесу убегала обросшая полынью и лебедой тропка. Около очень похожей на разъезд Овражки маленькой станции не было видно ни души. С обнесённого изгородью станционного огородишки выглядывало пугало в юбке, с кринкой вместо головы. Белобокая сорока, подняв хвост, с любопытством посматривала с телеграфного провода на блестящие замки прислонившегося к берёзе чемодана.
Ольга Васильевна положила на чемодан клетчатый плед и снова зашагала под берёзой. Десять шагов туда, десять обратно. Наконец где-то у леса заржала лошадь. Ольга Васильевна, сердито закашляв, пошла прямо по полыни к станции.