Далекое и близкое, старое и новое
Шрифт:
Другой раз я стоял на перекрестке каких-то улиц на Васильевском острове. Был мороз, холодно. Мы стояли у костра и грелись, держа лошадей в поводу. Ко мне подходит незнакомый пехотный офицер и передает пакет со словами: «Это вам просили передать подкрепиться». – «Почему? Кто передает?» – «Дама за вами ухаживает – не удивляйтесь, жители часто заботятся о лицах, которые их защищают. Эту даму я тоже вижу первый раз, проходил мимо – она просила вам передать». Я был очень благодарен этой незнакомой даме, так как был голоден и негде было хоть что-нибудь купить. С казаками же приехала походная кухня, и они пообедали.
Но не со всеми офицерами, вызывавшимися в помощь полиции, все было так благополучно и легко. Один из них, недавно поступивший в полк, был со взводом казаков у заводов на Шлиссельбургском тракте. Точно не помню, кажется, это был хорунжий Илья Николаевич Оприц. Администрация завода просила его выгнать рабочих, влезших на балки под крышу завода, портящих машины, не желающих работать и не позволяющих закрыть двери завода. Хорунжий Оприц, оставив основную часть взвода у входа на улице, с одним казаком вошел в здание завода и обратился к рабочим со словами: «Я прошу вас сойти с балок и выйти с завода, чтобы можно было замкнуть двери». Никто не пошевельнулся. Оприц повторяет приказание и говорит: «Если не сойдете, я принужден буду позвать казаков, которые стоят на улице у завода». Не слезают. Тогда Оприц говорит: «Я даю вам пять минут, чтобы вы слезли и удалились. Если не уйдете – я через пять минут позову казаков, и они вас всех перестреляют». После этих слов в Оприца сверху посыпались револьверные выстрелы, к счастью, безрезультатные – рабочие оказались плохими стрелками. «Господа, осталось три минуты». Потом осталось две минуты, и, наконец, осталась одна минута. «Через минуту войдут казаки и всех вас перестреляют». Рабочие быстро спустились и вышли с завода.
Все удивлялись выдержке и хладнокровию молодого хорунжего Оприца, который стоял под выстрелами и ждал, когда истечет обещанный им срок – пять минут.
14 марта 1906 года я получил первый орден Святого Станислава 3-й степени.
За эти годы в полку я несколько раз был в карауле в Зимнем дворце. Служба там была такая же, как мною описана во время пребывания в карауле юнкеров Николаевского кавалерийского училища. Казаки сидели на диванах в Большом фельдмаршальском зале, а почетно-парные часовые стояли у разных дверей дворца. При прохождении через залу начальства караул выстраивался, и, если начальство подходило к караулу, брали шашки на караул. Мы должны были так же встречать лиц Императорской фамилии, а также салютировать им всем.
Интересный случай произошел, когда караульным начальником во дворце был подъесаул Илья Васильевич Саринов71 . Его предупредил скороход, что по залам дворца гуляет бонна с Великими княжнами72 . В колясочке Великая княжна Мария Николаевна, за ручку бонна ведет Великую княжну Татьяну Николаевну, а Великая княжна Ольга Николаевна бегает возле них. Вдруг Великая княжна Ольга Николаевна убежала от бонны, вбежала в Большой фельдмаршальский зал, где находился караул, – и прямо к караулу. Саринов скомандовал: «Слушай на краул». Сверкнули шашки, и все замерло. Великая княжна крикнула: «Здравствуйте!» Караул громко ответил: «Здравия желаем Вашему Императорскому Высочеству!» Ребенку это понравилось, и она еще раз крикнула: «Здравствуйте!» Казаки еще раз ответили, и еще, и еще, пока не прибежала бонна, извинилась и увела Великую княжну. Казаки были в восторге.
В 1900 году, после производства в офицеры, мне пришлось побывать на царской охоте в Беловежской Пуще, где было много зубров. На охоте участвовали: Государь Император Николай Александрович, Великий князь Владимир Александрович, Великий князь Николай Николаевич, наследник – Великий князь Михаил Александрович73 , кто-то из придворных чинов и два иностранца. Утром охотники в экипажах уезжали в лес и перед вечером возвращались. Государыня всегда сидела на номере рядом с Государем. За каждым охотником стояли два егеря, а за Государем, по секрету от него, стояли два переодетых в егерскую форму жандармских унтер-офицера. Государь был отличным стрелком, и о его выстрелах было много разговоров. Охрана была самая тщательная, в кругу охоты полиция и жандармы знали наизусть каждого человека из ближайшей деревни. Работы крестьян в это время не прекращались.
Как-то раз, когда коляски вытянулись по шоссе к лесу (автомобилей тогда еще не было), один из трех рабочих, орудовавших ломами в полутораста шагах от шоссе, с ломом в руке побежал наперерез к коляске Государя. Все обмерли. Можно было увеличить ход и избежать встречи, но Государь, увидевши бегущего, велел остановиться. Рабочий подбежал, упал на колени головой к земле и положил на голову прошение. Государь велел взять прошение и, не читая, здесь же, сказал: «Все, что можно, сделаю». Спрашивали потом рабочего, почему он бежал с ломом. Он ответил, что от волнения и не заметил, что у него в руках лом.
Конечно, все интересовались, что же было в прошении. В нем крестьянин жаловался на соседа, который все время пускает свою свинью к нему в огород, а староста деревни не обращает внимания на его жалобы.
Перед вечером охотники возвращались. Убитых зверей раскладывали на земле у входа во дворец и зверей, убитых Государем и наследником, обвивали зелеными гирляндами. Все охотники, уже не в охотничьих костюмах, а Государь в простой кубанской черкеске, спускались вниз к убитым зверям, где царский ловчий господин Диц, показывая золоченой палочкой на зверей, убитых Государем, громко объявлял об этом, а взвод егерей на своих рожках играл оригинальный туш. После небольшой паузы играли туш и наследнику Великому князю Михаилу Александровичу.
После этой церемонии приходил царский повар в поварском костюме и колпаке и отбирал дичь к столу Государя. Остальных зверей, без всякой платы, раздавали чиновникам, служащим и всем остальным.
На одном из загонов Великий князь Николай Николаевич по ошибке убил крестьянскую свинью, и Владимир Александрович громко смеялся: «А Никола-то, Никола крестьянскую свинью подвалил. Я бы непременно подал на него иск». Конечно, крестьянин вознагражден был по-царски и, вероятно, жалел, что только одну его свинью убили.
Гулял я по Беловежской Пуще – замечательный лес. В нем много тщательно охраняемых зверей. Государь охотился здесь один раз в три года. Свирепые зубры были опасны для пешеходов, и в лес никто не ходил. Особенно страшны были старые «одинцы», не имеющие пары. Иногда зубр, видя идущий поезд, становился в боевую позу и ждал «противника» на поединок. Поезд должен был остановиться и ждать, когда зубр уйдет.
26 мая 1906 года я женился на дочери инженера путей сообщения девице Александре Вячеславовне Воробьевой74 . Через два дня после венчания с женой отправились на две недели в свадебное путешествие. По железной дороге мы доехали до Рыбинска, а от Рыбинска пароходом по Волге до Саратова. Проехались по улицам города и потом опять по Волге до Ярославля. Любовались непередаваемой красотой великой реки, особенно восхищались Жигулями и Самарской Лукой. В Ярославле тогда временно работал отец жены – инженер Воробьев. Мы пробыли у них два дня и возвратились в Петербург – двухнедельный отпуск окончился.
В этом году полк наш в лагери не пошел, и курс стрельбы мы проходили на Охтенском стрельбище. Мне, как заведующему оружием, и оружейному мастеру Кудрявцеву было особенно тяжело.
В 1907 году, 3 марта, родилась моя первая дочь, Ольга. Перед самым ее рождением в Новочеркасске скоропостижно скончалась моя мать.
Через три года, 3 февраля, появилась на свет вторая дочь, Лидия.
25 апреля 1907 года наш полк был на пять месяцев командирован в Лифляндскую губернию [32] и возвратился в Петербург 28 сентября.
32
Лифляндская губерния – одна из прибалтийских губерний Российской империи (ранее Лифляндия), располагалась вдоль берега Рижского залива. В 1918 г. ее север отошел к Эстонии, юг – к Латвии. (Примеч. ред.)