Далекое и близкое, старое и новое
Шрифт:
Командир полка генерал Дембский был замечательным хозяином. Каждый год в приказе по дивизии ему объявлялась благодарность за увеличение экономии полковых сумм. Каждый день он обходил все мастерские и наблюдал, чтобы ничего не пропадало. Из двух пришедших в негодность седел он требовал сделать одно годное. Все нестроевые его боялись, зная, что генерал Дембский все увидит и ко всему придерется. Раз, войдя в шорно-седельную мастерскую, он строго спросил казака: «Ты что делаешь?» – «Из одного два, Ваше превосходительство». Все рассмеялись, но генерал серьезно сказал: «Молодец, так и делай из одного два». Чтобы получить больше экономии, он приказал вновь строящиеся шинели делать короче на четыре пальца. Все были недовольны,
Генерал Дембский был холост, всегда завтракал и обедал в собрании с офицерами и всегда что-нибудь рассказывал. Один раз он говорит: «Еду на извозчике и обгоняю казака, не по форме одетого. Остановился и говорю: «Ты чей? Почему одет не по форме? Перед уходом из казарм являлся дежурному?» – «Никак нет, Ваше превосходительство». – «Так ты самовольно отлучился?» – «Так точно, самовольно, Ваше превосходительство». – «Иди скорее в полк, в следующий раз под арест посажу». И когда генерал Дембский приказал извозчику ехать, казак, кузнец Львов, крикнул: «Ваше превосходительство, не говорите господину вахмистру». Вахмистров казаки боялись больше, чем командира полка.
Генерал Дембский был очень моложав, и его порой не признавали за генерала. Он рассказывал: «Встречаю часто на военном поле полковника-артиллериста, который, видимо, возмущен, что я не отдаю ему честь. Чувствую, что будет скандал, – он хочет меня цукнуть, но, видимо, стесняется, может быть, думает, что у меня плохое зрение». Один раз, перед полковым учением, генерал Дембский уехал вперед и видит, что три батареи пересекают военное поле по диагонали. Он направляется к средней батарее и как раз наталкивается на этого полковника, а у того вид такой: «Ну если ты слепой и раньше не замечал, что я полковник, то теперь видишь, что я перед батареей, значит, полковник». Генерал Дембский останавливается перед полковником и говорит: «Скажите, полковник, вы учиться хотите или едете на стрельбище?» Тогда полковник обратил внимание на погоны и во все горло закричал: «Батарея – смирно!» – «Не беспокойтесь, полковник, но сейчас военное поле по расписанию наше и здесь будет производиться полковое учение». – «Едем на стрельбище, Ваше превосходительство, только проедем через военное поле». – «До свидания». «Все обошлось хорошо, теперь меня не цукнет», – добавил генерал.
Один раз в купе вагона старый пехотный полковник покровительственно разговаривал с генералом Дембским, который был в летней николаевской шинели, закрывающей погоны. «У вас, казаков, какие-то странные чины – хорунжий, сотник». – «Не странные, у нас русские названия вместо немецких корнет, поручик и так далее». – «Ну вы, вероятно, уже есаул?» Дембский сконфуженно: «Нет, я генерал». Полковник вскочил. «Простите, Ваше превосходительство, я не знал». – «Садитесь, пожалуйста, мне только приятно, что вы приняли меня за молодого». Сидящий здесь хорунжий Дягилев едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. Но полковник так был сконфужен, что через несколько минут перешел в другое купе.
Генерал Дембский командовал полком три года и получил Кирасирскую бригаду в нашей 1-й Гвардейской Кавалерийской дивизии. Потом он получил дивизию, не помню какую, которой командовал до выхода в отставку по возрастному цензу с производством в генералы от кавалерии и дальше служил в ведомстве Императрицы Марии Федоровны.
После генерала Дембского недолго командовал полком генерал Бернов86 , бывший кавалергард. Он приходил в канцелярию в половине двенадцатого дня. Требовал, чтобы все хозяйственные чины ждали его, и каждого спрашивал, имеются ли к нему вопросы. И если у кого были вопросы, он разрешал их одной фразой. Потом шел с адъютантом в свой кабинет и спрашивал: «Есть бумаги для подписи?» – «Так точно, есть». – «Ну, отложим до завтра, завтра подпишу». И шел в собрание завтракать. На следующий день то же самое. Наконец бумаг накапливается много, и адъютант просит непременно подписать. «А есть срочные?» – «Так точно, есть очень срочные». – «Ну вот я завтра уже все подпишу». Наконец адъютант уже упрашивает: «Ведь это же недолго, за десять минут все подпишете!» Бернов сдается. Садится за стол, вздыхает и берет ручку. А бумаги сложены одна на другую так, чтобы было видно только место для подписи. Генерал Бернов говорит: «Ну, Господи, благослови» – и начинает подписывать: Бернов, Бернов, Бернов. Подписавши, не читая, бумаг 15, говорит: «Я, Петр Петрович, на вас, как на каменную гору» – и продолжает подписывать. Подписавши все бумаги, говорит: «Ну и поработали мы с вами сегодня» – и идет завтракать в собрание.
Но занятия в полку шли своим чередом. По традиции никто не смел опаздывать на занятия, и какой бы ни был «загул» ночью, в 8 часов утра все офицеры на работе, и требовалось, чтобы офицер не только присутствовал на занятиях, но чтобы он учил.
Иногда Бернов требовал пробные порции обеда в канцелярию, хвалил пищу, так как щи и каша всегда были приготовлены великолепно.
После Бернова полком командовал генерал Родионов87 . Это был коренной лейб-казак. Он даже родился в наших казармах. На каком-то торжестве, не помню, генерал Родионов был зачислен в свиту Его Величества и одновременно с ним полковой адъютант П.П. Орлов зачислен флигель-адъютантом.
Генерал Родионов, обходя помещения полка, раздражался, если замечал где-либо паутинку, или сор, или картину, висевшую чуть косо, делал замечания, выговоры. Приказы по полку писал сам и исправлял параграфы, написанные адъютантом и заведующим хозяйством. Он выходил из себя, если находил в приказе ошибку. Один раз вхожу в канцелярию и вижу, что все: адъютант, полковник заведующий хозяйством, казначей, делопроизводитель по хозяйственной части, писаря – углубились в приказы и ищут ошибку. Адъютант говорит: «Ваше превосходительство, никакой ошибки нет, все точно, как у вас написано в черновике». – «Плохо читаете». Оказывается, пропущена была одна запятая, и эту запятую вся канцелярия, бросив работу, искала полчаса.
После Родионова полком командовал генерал Пономарев, бывший офицер лейб-гвардии 6-й Донской Его Величества батареи. В турецкую войну в чине хорунжего он получил орден Святого Георгия 4-й степени. После войны он окончил Академию Генерального штаба, но по Генеральному штабу не зачислен. Это был скромный, тихий человек. Он любил посещать занятия полковой учебной команды, особенно уроки стрелкового и телеграфного дела. Задавал вопросы, давал написать телеграммы на аппарате. Экзаменовал, как умеют читать топографические карты, и прочее. В Лифляндии генерал Пономарев любил смотреть переправу учебной команды на фашинах через реку Аа Лифляндская, наблюдал разведку и тому подобное.
Перед обедом генерал Пономарев обходил все кухни, пробовал пищу, взвешивал порции мяса, причем брал самую большую на вид порцию и, взвесивши ее, уже по ней отмерял 5, 10 порций.
Потом генерал Пономарев был командиром нашей 3-й бригады и на войне командовал армейской казачьей дивизией.
После Пономарева полком командовал генерал Иван Давыдович Орлов88 , взятый в свиту Государя на юбилейных торжествах. Он и повел полк на 1-ю Великую войну.
После него командиром полка был флигель-адъютант П.П. Орлов, двоюродный брат Ивана Давыдовича, взятый в свиту одновременно с производством в генералы.
После П.П. Орлова полк наш получил полковник Александр Митрофанович Греков, вскоре произведенный в генералы. При нем я стал командиром 12-го Донского генерал-фельдмаршала князя Потемкина Таврического полка.
Когда я вышел из лейб-гвардии в Казачий Его Величества полк, сотней Его Величества командовал есаул С.В. Еврейнов. Он принят был в полк без приписки к казачьему сословию. Еврейнов все хвалил своего денщика – умный, расторопный, дельный, но, видимо, очень бедный. Когда я ему даю, в конце концов, два рубля (так было принято в полку), он, видимо довольный, так весело мне говорит: «Покорнейше благодарю, Ваше высокоблагородие».