Дальний приход (сборник)
Шрифт:
— Садись… — перелистывая бумажки, сказал следователь. Отодвинув папку, он раскрыл паспорт. — Значит, так, гражданин Костромин Николай Сергеевич, — строго сказал он. — Ваше дело поручено вести мне, старшему оперуполномоченному МГБ по Куйбышевской области. Фамилия моя Делаков. Вопросы есть?
Николай ничего не ответил. Он смотрел, как вкладывает следователь паспорт в аккуратно подклеенный изнутри папки конверт, как захлопывает папку. Сердце его сжалось. Он никогда не был под следствием, даже рассказов не слышал таких — не было у него ни родни, ни знакомых подследственных,
— Вопросов нет… — резюмировал следователь. — Ну, так как? Сам будешь рассказывать или помочь?
— Я уже рассказал все вашему сотруднику…
— Какому сотруднику?
— Ну, в камере который меня допрашивал. Седобородый такой… Очень пожилой.
— Т-так… — Следователь побарабанил пальцами по столу. — Но ты повтори все-таки сначала. Всю свою историю.
— Так ведь и нет никакой истории, — сказал Николай. — С Зоей я на заводе познакомился. Я в командировке у них был, мы там новую технологию внедряем. Поговорили пару раз. Позавчера она меня на вечеринку пригласила, адрес дала. А я не пошел. День рождения у соседа в гостинице был… Ну, в общем, выпили мы чуть-чуть больше, чем следовало бы. А сегодня перед отъездом я на плотину хотел сходить посмотреть, а тут…
— Как он выглядел? — перебил его следователь.
— Кто? Сосед?!
— Нет! Человек, который вас в камере допрашивал!
— Ну, я не знаю… Я как-то не особо к нему присматривался. Ну, пожилой мужчина… Глаза близко посаженные и, знаете, колючие такие, но не злые. И такое ощущение, будто насквозь прокалывают. Ну и борода, конечно. Меня, кстати сказать, борода эта и смутила. Я его вначале за арестанта принял… А в чем, собственно, дело?
Следователь не ответил ему. Нажал на кнопку в крышке стола.
Вошел все тот же седовласый милиционер.
— Щеглов! — сказал ему следователь. — Возьми дежурный фургон и отвези заключенного в Управление.
— Подождите! — отчаянно воскликнул Николай. — Но мне же надо в Москву сегодня уехать. У меня командировка сегодня кончается, понимаете?
Следователь убирал в портфель папку с документами Николая. Защелкнув портфель, он внимательно посмотрел на Николая, но взгляд его был какой-то пустой и равнодушный, словно и не видел он Николая.
— Пошли! — цепко сжав локоть, сказал седовласый милиционер. — Разберутся…
Дежурную машину ждали довольно долго.
Николай сидел на неудобно-широкой скамейке с высокой спинкой. Странное оцепенение снова охватило его.
Как бы со стороны видел он себя и седовласого милиционера Щеглова, не спускающего с него глаз. Видел других милиционеров, что входили и выходили из дежурной комнаты… Некоторые из них здоровались со Щегловым, а заодно оглядывали и его, Николая. И Николай — это тоже как бы со стороны — видел, как ежится он под быстрыми, но цепкими взглядами, как ерзает на широкой казенной
— Ну что, Щеглов… — останавливаясь поздороваться с седовласым милиционером, спросил капитан, вышедший из дежурной комнаты. — Оклемался?
— Так точно, товарищ капитан! — вскакивая и вытягиваясь, ответил милиционер.
— Да, сиди-сиди… — остановил его капитан. — А мне, брат, туда на всю ночь ехать.
Седовласый милиционер сочувственно вздохнул.
— А что поделаешь? — сказал капитан. — Служба… Надо ехать.
— Простите… — проговорил Николай, когда капитан, тяжело ступая, ушел. — Простите… Так это вы там сегодня ночью были?
— Был… — словно эхо, откликнулся милиционер, продолжая смотреть вслед ушедшему капитану.
Николай вскочил.
— А что, что там? Вы извините, но я ведь действительно ничего не понимаю! Скажите: что там?
Седовласый милиционер только сейчас и заметил его.
— Сядьте на место! — вежливо, но очень твердо оказал он. Снял с головы шапку и, повернувшись к висевшему на стене зеркальцу, машинально провел рукою по седым волосам. Потом надел шапку. Сел на скамейку рядом с Николаем.
— Ну а все-таки… — тихо и умоляюще спросил тот. — Что там?
— Ничего! — ответил милиционер.
Во внутренней тюрьме областного управления МГБ Николай Сергеевич Костромин провел ровно два месяца. Его несколько раз вызывали на допросы, но допросы были какие-то странные. Расспрашивали, чем занимается НИИ, в котором он работает, заставляли рисовать схемы, записывать формулы, расспрашивали, как воздействуют на человека эти технологии и не было ли каких-нибудь необычных случаев в институте, не занимается ли кто там своими, приватными, так сказать, исследованиями.
На все вопросы Костромин отвечал обстоятельно.
Получив в камеру чертежные принадлежности, вычертил, как положено, все схемы и даже — времени у него для раздумий было достаточно — придумал несколько новшеств, позволяющих существенно улучшить технологию.
Впрочем, следователя изобретения Костромина не заинтересовали. На последнем допросе Делаков был хмурым, раздражительным.
— Все! — сказал он, сдвигая в сторону вычерченные Костроминым схемы. — Хватит, Костромин, ходить вокруг и около. Скажу тебе начистоту. У следствия имеются неопровержимые доказательства, что в вашем институте разрабатывались вредительские проекты воздействия на здоровье руководителей партии и правительства. Хватит запираться!
— К-какие проекты? — Костромин даже заикаться начал от неожиданности.
Следователь смягчился.
— Я понимаю, — сказал он. — Я понимаю, что вас не посвящали во все детали этого вредительско-диверсионного заговора. Может быть, вы даже и не догадывались о нем. Но тогда… — в голосе следователя появились металлические нотки, — тогда, Костромин, ваш долг как честного советского человека помочь следствию изобличить врагов народа.
Он отпустил ошеломленного Костромина в камеру, предупредив, что тот должен все обдумать, ибо завтра допрос будет проходить уже иначе.