Дальний свет
Шрифт:
— А как ты вообще понял, что они у неё? — спросил Вислячик, глядя на него почти с восхищением.
— Ну, это же… Легче лёгкого: при том месте, что занимала Китти Башева, подобные бумаги с большой вероятностью могли через неё пройти. А дальше… проба дала результат — даже раньше, чем мы ждали. Человеку, который так дёрнулся от простой фотографии, явно есть, что скрывать, — он улыбнулся и повёл в воздухе ложечкой. — Психология.
— Не надо однако забывать, что сама она сейчас неизвестно где, — не поднимая
Он быстро помрачнел, скорее раздражённо, чем от мрачных мыслей.
— Это всё Клементинов. Упускать практически из-под носа — ну как так можно… Думаю, если она проявится ещё раз, когда здесь будет Шелетов, подобной ситуации не возникнет.
— А если она проявится раньше? — кинул Вайзонов, но его громко прервал Дукатов:
— А если она передала кому-то ещё? И этот кто-то сварганил копии? Или, тьфу-тьфу, уже двигает в массы?
Он лишь в изумлении развёл руками, глядя на Дукатова, но тот продолжал смотреть так же открыто и даже нагло.
— Кому? — проговорил он наконец. — Кому она что могла рассказать? Кому она стала бы что-то рассказывать, давайте так.
Дукатов пожал плечами:
— Шержведичеву.
Он обдумал, тихо фыркнул от такого варианта.
— Нет, ну… нет, господа, мы все прекрасно знаем Феликса. Если б она ему что-то сказала, нам бы уже было известно. Феликс же — из идейных, он не смог бы сидеть тихо.
— А это тогда что? — Дукатов положил бумагу на стол.
Он проглядел, смахнул с себя нарочитую несерьёзность:
— Он запрашивал отчётность?
— Как видишь.
— И ему всё выложили?
— Нет, но он мог и не остановиться.
Он потёр губы, машинально потеребил в пальцах серебряную ложечку.
— Это плохо. Это очень плохо…
Мамлев, до того, казалось, не принимавший никакого участия во встрече, заметил со значением, не отрываясь от своего планшета:
— Мне всегда не нравился этот Шержведичев…
— Нет, он хороший парень, — поспешил возразить он. — С тараканами, конечно, но свой… и вообще во многом полезный.
Вайзонов мрачно кивнул:
— Да, особенно полезно будет, когда он начнёт трезвонить на всех углах о той истории.
— Господа, ну право же… С ним ведь можно и по-хорошему.
— Ты сейчас так говоришь, как будто мы уже договорились его прикончить на каких-нибудь задворках, — усмехнулся Дукатов.
— Ну, кстати, если вдруг на будущее, суицид натуральнее. Так вот, я о чём… С ним ведь вполне можно постараться уладить и сделать всё мирно. Поговорить… скажем, более менее откровенно, не дурак, поймёт…
— По телефону?
— …лучше лично. Можно прям здесь…
— Ты с ума сошёл, в «святая святых»? — взорвался Дукатов. — Нет, такого точно не будет. Вези к себе, если хочешь, или на конспиративную, но здесь я его не допущу!
— Хорошо, хорошо, не здесь, успокойся… Всё, всё! Успокойся.
Оба разом замолчали. Дукатов ещё продолжал по инерции сверлить его взглядом, но скоро тоже принял чинный вид.
Он посмотрел на остальных. Вислячик тревожно поглядывал то на него, то на Дукатова; Мамлев по-прежнему не вылезал из планшета. Вайзонов же сидел поодаль с таким видом, будто ему давно всё известно — лучше их всех вместе взятых.
— Вот что, господа, давайте Шержведичева оставим мне. Я знаю, как с ним говорить… К тому же, он в некотором роде мой должник и уже давно. Так что с ним решаю я, — он снова обвёл всех взглядом. — С Китти же… по мере поступления информации.
— Так значит, договорились?
— Значит, договорились.
24
Конечно, оставаться взаперти скоро сделалось невыносимо, и он пренебрёг советом.
Ночь стояла в запахе бензина, влажной пыли и чего-то гадкого. Город стих, только из дворов временами слышались хохот и пьяное улюлюканье.
Вот для чего всё было, подумал он, усмехаясь сам себе, пока никто не видел. Вот они — люди нового мира. Это им ты всё пытался открыть глаза на правду, это их норовил всё куда-то зазвать. Что ж, поздравь — сейчас они празднуют свою победу. Ведь не ты, не кто-то другой — они обрели этот мир, они пережили все чёрные времена и всех обезумевших главарей, каждый раз расползаясь заново по трупам и голым камням. Как плесень.
Феликсу вдруг очень захотелось зайти в очередную подворотню и набить им морду (конечно, скорее всего, получилось бы наоборот).
Он остановился на углу дома и, прислонившись к стене, некоторое время созерцал силуэты ликующих. Но тем было весело, и они не обратили на него внимания. Что ж… По большей части, оно того не стоит. Феликс пошёл дальше.
Сколько он помнил, ему всегда фатально везло — возможно, потому как раз, что не обращали внимания, вплоть до последнего апреля. Не пытались посадить — в отличие от многих других. Ни разу не вызывали на допрос. Не нападали на улицах. Никогда. Будто кто-то очертил его заговоренным кругом.
Ну ладно, можно зачесть ту стычку в лохматом году, они ещё были студентами, а Нонине ещё была президентом. А можно и не засчитывать — даже рука потом почти не болела (спасибо мисс безупречность).
Перекрёстки пустовали, да и фонарей здесь отчётливо не хватало. Если кто-то хочет устранить его — теперь всё-таки да — время и место самые подходящие. О, вот и машина. Чёрная, неприметная, как и полагается. Тронувшись с места, она тихонько продвигалась по правую руку, прикрытая чередой стоявших автомобилей. Феликс не остановился и вообще сделал вид, будто не заметил.