Дальний свет
Шрифт:
Первых «гостей» удалось выпроводить из обсерватории почти что мирно. Конечно, те обшарили всё и везде, но спускаться в подвал, видимо, побоялись: не хватало только грохнуться с такой лестницы, кто там потом внизу собирать станет. Придя же на следующий день с подкреплением они уткнулись в наглухо заваренную дверь. Свет в башне не горел, и, похоже, здесь никого не было: скоро, знаете ли, праздники, господа, решили закрыться пораньше.
Чечёткин знал, что надолго этого не хватит: двери, хоть и железные, взлому поддавались, а те, кто пришёл второй раз, придут и ещё. Знал он также и то, что колдовской кирпич ни в коем случае не должен попасть им в руки: лучше уж пусть разлетится на тысячу кусочков, чем служит недальновидным и неблагонадёжным людям. Для чего может быть нужен камень, как вообще совершается его работа — в этом Чечёткин понимал мало. Всякие мистические штуки, сразу решил он, не его ума дело, однако хранил амулет как зеницу ока: сам определил ему подходящее место, сам очищал от грязи каждый день и даже разговаривал с ним. Остальные сотрудники красного камня побаивались: выдумывали, что не даётся, что обжигает или падает сам собой… Глупости! Сколько раз Чечёткин сам брал его в руки — и ничего. Не хотят, видать, просто возиться…
Однако время не ждало.
— Вот что, Ваня, — сказал Чечёткин своему самому проверенному заместителю, которого готовил себе в преемники. — Бери сейчас кирпич и уматывай с ним побыстрее и подальше. Здесь всё устрою, не беспокойся — пока хватятся, далеко будешь.
— Заметут же, Павел Иоаннович, — прошептал тот испуганно. — Да и как так: столько лет здесь, всё, что ни нажито, тут — и вдруг сразу, в никуда… Нет, Павел Иоаннович, я так не могу.
— Трус! — оборвал Чечёткин.
— Сам, всё сам! — бормотал он себе под нос, спускаясь по старой лестнице в подвал и невольно припадая на одну ногу на кривых ступеньках. Внизу он бережно достал кирпич из ниши, отёр с него пыль и положил в свой дорожный саквояж. А чтобы камень не заинтересовал посторонних глаз, Чечёткин спрятал его между корок пустого книжного переплёта: пусть думают, что в саквояже едет старый «Бунефицио».
Когда Чечёткин добрался до верха, он уже точно знал: следует лететь самолётом на юг. Не любил же он самолёты… Казалось, уже ничего в жизни не боялся, но без почвы под ногами всё равно чувствовал себя, как беспомощный младенец. Но выбирать не приходилось: в краях более близких обнаружат на раз, поезда не ходят, самолёт же через несколько часов сядет в совсем другом месте, далеко отсюда. А там… Мало ли вечером тридцать первого декабря странного народа на улицах. Удастся затеряться.
— Ну, бывай, — сказал он на прощание заместителю. — Придут — откроешь, всё покажешь. Если про меня спросят — по срочному и личному, обещался быть… через неделю.
Он многозначительно похлопал саквояж.
Служебное авто было подано тут же, и из него Чечёткин, уж конечно, не мог услышать, как отзванивается из своего кабинета Ваня.
— Павел Иоаннович только что выехал в аэропорт, — уведомил он, из предосторожности прикрывая ладонью рот вместе с трубкой. — Похоже, кирпич тоже при нём, в портфеле.
Он не хотел, чтобы у них всех были проблемы из-за одного упрямого старика.
— Так значит, он летит в самолёте? — медленно произнесла Лаванда и подняла слегка недоумённый взгляд (в глазах будто небо выцвело под солнцем).
— Именно так.
— Но ведь его арестуют на месте? Ведь да?
— Очень хотелось бы обнадёжить вас, госпожа Мондалева… Что я и в общем-то и делаю: скорее всего, так, — для вида он замялся. — Тут видите ли, в чём проблема… Связь с Южным регионом уже несколько недель происходит урывками: некоторые ведомства отвечают, некоторые — нет или не всегда…
Он приготовился объяснять, почему не доложил раньше о таком чрезвычайном обстоятельстве, но Лаванду, похоже, это не интересовало.
— Так значит, в аэропорту его не арестуют, — уточнила она.
— Нет, в аэропорту — с большой вероятностью, да. Там сидят наши люди, и мы уже связывались с ними… Вот если он по какой-то причине минует охрану и выйдет из зоны аэропорта, это много хуже. Если там и правда сильны сепаратистские настроения, то это будет, как будто он в другой стране… Я однако продолжаю надеяться на аэропорт.
О том, что давно связались с пилотами и самолёт негласно, без всяких объявлений летит в столицу, он пока решил не говорить. Не ранее, чем машина приземлится в Ринордийске, а ничего не подозревающий Чечёткин окажется и впрямь ничего не подозревающим, а не чертовски проницательным мастером телепортации и прыжков без парашюта. До этого же времени нелишней будет возможность списать всё на регионы. А уж если госпожа Мондалева отставит на минутку свои амулеты и увидит кое-какие сложности…
— А если он умрёт? — нахмурившись, спросила Лаванда. — Что если он умрёт в полёте? Он же почти старик.
Вопрос сбил его, но следом он понял, чего она опасалась.
— Если так, скорее всего, вещи переправят обратно, в Сулево, где мы сможем их перехватить… Но я бы не стал всерьёз об этом беспокоится: он всё ещё крепок и бодр.
— Да, — задумчиво кивнула Лаванда. — Это так.
63
Маленький город встречал праздник во всём великолепии своих огней: красные, синие, золотые фонарики горели на каждой улице, их гирлянды тянулись через тёмное небо и притягивали к себе сотни снежинок. Те окрашивались и танцевали у любого огонька, что находили в ранней зимней ночи. Глубокий пушистый снег засыпал Каталёв и продолжал тихо падать — будто белые лапы укутывали город.
Из окон ратуши лился тёплый свет, и доносились звуки музыки. Там, внутри бал был в самом разгаре.
Здесь танцевали — в костюмах и праздничных платьях, здесь разговаривали и смеялись, переходили из зала в зал, и одна за другой звучали песни: «Зимний танец», «Там вдали — огни столицы», «Маленький остров на краешке света»… («Транзит в Черюпинск», — мысленно продолжил Феликс, но этого, конечно, не сыграли). Пары вальсировали в блёстках и пламенных отсветах, среди всех он разглядел даже… да, это Витька Рамишев с Сибиллой, кто бы думал. Вот уж ни на что не претендующий скромняга, а своё ухватит. Ладно, пусть их.
Китти в красном платье, с густыми прядями до лопаток сидела на высокой банкетке изящно и непринуждённо, даже не касаясь пола. (Где-то он видел точно такую же позу — проскользнуло на миг, из какого-то старого сна — но сразу потухло и сгинуло). В руке она держала полный бокал и немного оборачивалась, будто рассеянно кого-то слушала — кого-то, кто сидел рядом и говорил ей на ухо. Но рядом никто не сидел.
— Потанцуем? — Феликс шагнул к ней и тряхнул головой.
Китти улыбнулась:
— Я не умею танцевать.
— Впервые слышу, что ты чего-то не умеешь, — рассмеялся он.
— Не сложилось.
Впрочем, от праздничного гомона, от уже выпитого и от золотистого свечения во всех залах было неплохо и так. Тем более, здесь, среди гостей оказалась и Таисия Булова: даже не пришлось далеко отходить, чтоб завязать с ней светскую беседу.
За окном проблеснуло несколько звёзд: мерцающими камешками они покатились с небосвода, прочертив темноту хвостами. Метеоры?.. Почти тут же все в залах прилипли к окнам, с ахающим шёпотом: «Желания! Загадывайте скорее желания!»