Дальний свет
Шрифт:
— Клод, — я потрясённо покачал головой. — Понимаешь ли ты, что делаешь? Это уже не искусство. Это акт самоубийства.
— Я знаю, — сказал он тихо и кивнул.
Я протянул было руку — наверно, в наивной попытке его остановить.
— Нет, — Хассель отодвинулся в сумрак комнаты и чему-то шёпотом рассмеялся. — Не прикасайся к смертнику. Это заразно. Не читай его стихов. Не носи его флагов. И будешь спасён.
Мне показалось, в последних словах прозвучала насмешка — надо мной, а может, и над ним самим. Над всем этим миром.
— Боишься? — он завесил холст так, как было сначала. — Уходи. Я никому не скажу, что ты был здесь.
Мне рассказывали потом, что когда к нему постучались, он уже успел закончить прежде.
66
Доброе утро, Лаванда.
Комната вокруг была странно другой: она полоскалась в новом свете, мягком, полосатом, несколько водянистом, как будто невидимый дождь шёл уже и здесь.
Он струился снаружи, мерно, равнозвучно, он успокаивал. И кроме него не было ни звука больше.
За окном — она подошла посмотреть — воздух застыл в неопределённом времени суток. Это были сиреневатые прозрачные сумерки, что не сгущались, но и не светлели ни на шаг. Наверху же ровной белой половинкой зависла луна.
Ах вот куда она делась — Лаванда посмотрела на ту, что осталась у неё в руках.
Что-то пошло не так.
Спору нет, Чечёткин поступил глупо и подло, подставив тех людей, кто летел с ним в самолёте, и тех, кто жил в районе, на который пришлось падение. Амулет искать пока бессмысленно — хотя, как только поутихнет пожар, она вышлет специальный отряд. Но даже если предположить, что кирпич раскололся или сгорел…
Лаванда много читала про уничтожающие камни — правды и неправды, в таких делах не приходится доверять ни одному источнику — и некоторые предания и впрямь говорили, что при расколе амулета те слепые воинственные силы, что некогда были в него заключены, выходят на волю. Но никто же не вышел из мела, когда он разломился в руках у Лаванды прошедшей весной. Отдельные рассказчики, правда, уточняли — при расколе последнего из амулетов, когда некому больше становится сдерживать натиск. Но даже если так, сердясь на пустопорожье сочинителей, думала Лаванда, если счесть разрушенными давно утраченный грифель и совсем недавно потерянную глину, если взорвался кирпич… Хорошо, если предположить, что мел не может больше надёжно хранить все силы в себе из-за дурацкого разлома. Всё равно где-то в тайниках Ринордийска лежит ещё чёрный уголь — и он-то никуда не девался.
Или? — спросила она себя.
Или? — спросила она у белых птиц, рассевшихся на ветках. Но те курлыкали спокойно, вишня шелестела тёмной листвой, и красные потоки всё так же густо стекали в почву, ничто не нарушало привычного их хода.
Нет, Лаванда, последний амулет не у тебя. Или твои вестники давно были бы здесь. Прошлое уже в твоих руках, ты полностью скорректировала его в нужную сторону.
Прошлое понятно и надёжно — здесь что-то не так с настоящим.
Лаванда подняла в руке половинку мела, приставила её к той, второй, за окном. То, что раньше казалось досадной трещиной, едва видной, если свести полукружья вместе, стало теперь непреодолимой пропастью. Как с такой начинать мир по-новому?
67
Передвижный мост в одиночестве возвышался над волнами.
— На что же похожи эти существа? Повтори мне, пожалуйста, поподробней.
— Это странные создания, — Вайзонов задумчиво помолчал, глянул в окно, будто уже ожидал гостей в городе. — По свидетельствам, некоторые из них смотрятся как сплюснутые дирижабли, другие как будто передвигаются на ходулях. Говорят даже, кто-то видел похожих на сетку или на огромных воздушных медуз. На словах всё очень разное, сложно сказать. Сходятся только в том, что они, кажется, живые… но это какая-то другая жизнь.
— Так значит, вариант с иностранным вторжением отметаем как несостоятельный… да? — он в тревоге посмотрел на Вайзонова. — Или всё же?
— Едва ли, — тот покачал головой. — Это ни на что не похоже.
— Но по словам, атаки всё-таки были, — он медленно и глухо постучал колпачком ручки о стол.
— Вряд ли это можно назвать атаками. Они просто уничтожают всё, что попадётся им на пути. Леса, озёра… поселения, если окажутся вблизи. Как будто для них нет разницы, что именно. Говорят, они идут с востока.
— Говорят… — отметил он, вновь быстро нацепил колпачок на ручку. — Ну что ж, будем ждать проверенных сведений. Не исключено, что снова всё обернётся слухами для лишней паники.
Вайзонов, казалось, имел своё мнение по этому поводу, но промолчал.
Он попытался добродушно усмехнуться:
— Жаль, знаешь, что ни в одной легенде не говорится про… мм, про то, как выглядел этот горный народец, с которым изначально не поладили переселенцы, и что он из себя представлял. Можно было бы сравнить с тем, что ты рассказываешь.
— Думаешь всё же на амулет? — Вайзонов внимательно смотрел, не мигая.
— Как-то уж очень совпало — самолёт, всё это… и сразу на другом конце страны. Впрочем, мы же не знаем — возможно, и кирпич ещё цел.
— Не нашли?
— Ищем, ищем… Понимаешь же, пожар, обрушения… потоп этот, опять же. Половина, конечно, вдребезги, хвост вообще исчез без следа, — он недовольно поморщился, окинул взглядом мирные стены с фотографиями, на которые даже приятно ложился заоконный свет. — Знаешь, как-то нехорошо всё это. Такое дурацкое стечение обстоятельств… И чтоб вот так.
— В первый раз, что ли, — меланхолично заметил Вайзонов.
— Видишь, самолёт всё же отчасти и на моей совести. То есть понятно, что ни у кого не было злого умысла, но как-то… немного не по себе.
— Боишься возмездия?
— Ну не то чтобы…
— Я в него не верю, — Вайзонов твёрдо качнул головой. — Давно уже не верю. Тут кто удачливее и кому больше повезло. Только так.
— Его величество, господин Случай, — он снова попытался усмехнуться.
— Именно. Ты расскажи лучше, что с нашими.