Дальний умысел
Шрифт:
– Да уж придется, благодаря тебе.
Когда за окнами стемнело, Пипер улегся, продолжая размышлять о будущем. В постели рядом вздыхала Бэби.
– Какое счастье, когда мужчина не мочится в умывальную раковину, – проговорила она. Пипер словно и не заметил этого приглашения.
Наутро они тронулись дальше окольными путями, медленно, но верно подвигаясь к югу. А Пипер все думал и думал, как ему вернуться на писательскую стезю.
В Скрэнтоне, где Бэби с приплатой обменяла их рухлядь
– Хотя бы дневник буду вести, – объяснил он Бэби.
– Дневник? Ты и в окошко-то не смотришь, а едим мы в стоячих закусочных – что писать в дневнике?
– Я думал начать его задним числом. Как своего рода реабилитацию. Я бы…
– Реабилитацию? И каким это «задним числом»?
– Ну, начал бы с того, как Френсик уговорил меня ехать в Штаты, а там день за днем – путешествие и… так далее.
Бэби сбросила скорость и отъехала на обочину.
– Погоди-ка, давай разберемся. Ты, значит, начинаешь…
– Кажется, с десятого апреля, когда я получил телеграмму от Френсика.
– Так-так. Десятого апреля – а дальше?
– Ну, я напишу, как я не хотел, а они меня уламывали – что, мол, напечатают «Поиски» и все такое прочее.
– А где же конец?
– Конец? – удивился Пипер. – О конце и не думал. Я просто продолжу, день за днем…
– Про пожар и тому подобное? – подсказала Бэби.
– Конечно, и про это. Ведь не обойдешь.
– Как он, стало быть, случайно начался? – Бэби поглядела на него и покачала головой.
– Ты, значит, напишешь, что я подожгла дом и запустила катер навстречу Хатчмейеру и этой Футл? Так, что ли?
– Ну да, – сказал Пипер. – Так ведь оно и было, а…
– Называется реабилитация. И не думай даже, выбрось из головы. Без меня ты себя не реабилитируешь, а я же тебе сказала, что у нас теперь на двоих одна судьба.
– Хорошо тебе говорить, – горько сказал Пипер, – на тебе не висит авторство мерзейшего романа, не то что…
– На мне висит гений, с меня хватит, – сказала Бэби и включила зажигание. Пипер нахохлился и насупился.
– Я только и умею, что писать, – сказал он, – а ты мне не позволяешь.
– Почему это не позволяю? – сказала Бэби. – Пожалуйста, но дневники задним числом – это обойдешься. Мертвецы вообще помалкивают. Дневников они уж точно не ведут, и вообще я как-то не понимаю, чего ты так набрасываешься на «Девство». По-моему, прекрасная книга.
– Разве что по-твоему, – сказал Пипер.
– Очень мне интересно, кто же ее все-таки написал. Недаром ведь, наверное, за других прячется.
– Стоит прочесть это скотство – и понятно почему, – сказал Пипер. – Сплошной секс. И теперь все будут думать, что это я.
– А ты бы написал вообще без секса? – спросила Бэби.
– Конечно Это во-первых, а во вторых…
– Ну, и не пошла бы книга. Настолько-то я разбираюсь
– И ладно, и пусть, – сказал Пипер. – Такие книги подрывают человечность – вот в чем их вред.
– Ну, так перепиши ее по-своему, – она запнулась на пороге озарения и задумалась.
Через двадцать миль показался небольшой городок. Бэби припарковала машину и пошла в универмаг. Вернулась она с экземпляром «Девства».
– Берут нарасхват, – сказала она и протянула ему книгу.
Пипер посмотрел на свою фотографию, украшавшую задник суперобложки. Она была сделана в Лондоне, в те безмятежные дни, когда он любил Соню, – и его лицо, растянутое дурацкой улыбкой, показалось ему чужим.
– Зачем это мне? – спросил он.
Бэби усмехнулась.
– Пиши.
– Писать? – удивился Пипер. – Она ведь уже…
– Написана, но не так, как ты бы написал, а ты ее автор.
– Какой я, к дьяволу, автор?
– Кисик, где-то в необъятном мире есть человек, который написал эту книгу. Он это знает, Френсик знает и эта сучка Футл тоже; ну, и мы с тобой. Вот и все. Хатч – и тот не знает.
– Слава богу, – сказал Пипер.
– Видишь, даже ты говоришь «слава богу»; а «Френсик и Футл» повторяют это днем и ночью. Хатч заплатил за роман два миллиона: сумма изрядная.
– Сумма громадная и постыдная, – сказал Пипер. – Ты знаешь, что Конрад получил за?..
– Не знаю и знать не хочу. Меня интересует другое: что будет, когда ты перепишешь роман своим дивным почерком, а Френсик получит рукопись.
– Френсик получит… – начал Пипер, но Бэби сделала ему знак молчать.
– Да, твою рукопись, – сказала она, – из-за гроба.
– Мою рукопись из-за гроба? Да у него ум за разум зайдет.
– Это еще что, потом мы запросим аванс и потребуем отчислений с продажи, – сказала Бэби.
– Он же тогда поймет, что я жив, – возразил Пипер. – Пойдет прямо в полицию и…
– Дурак он соваться в полицию, а потом объясняться с Хатчем и так далее. Да Хатч на него всех собак спустит. Нет, сэр, мистер Френсик и мисс Футл – оба они еще попляшут под нашу дудку.
– Ты с ума сошла, – сказал Пипер, – просто рехнулась. Если ты и правда думаешь, что я стану переписывать эту мерзость…
– Сам же хотел поправить свою репутацию, – сказала Бэби при выезде из городка. – А другого способа нет.
– Не понимаю, что это за способ.
– Погоди, поймешь, – сказала Бэби. – Главное – слушайся мамочку.
Вечером, в номере очередного мотеля Пипер раскрыл гроссбух, поставил чернила, разложил ручки и перья столь же аккуратно, как некогда в пансионе Гленинг, и, водрузив перед собой «Девство», принялся за дело. Страницу увенчали слова «Глава первая», затем появились строчки: «Дом стоял на холме, в окружении трех вязов, березы и кедра, горизонтальные ветви которого придавали ему вид…»