Дальняя заря Ивана Ефремова

Рогов Борис Григорьевич

24 декабря 1944 года. Москва. Алексей Толстой и Иван Ефремов.

– Иван Антонович, ну и озадачили Вы меня старика, – несмотря на шутливый тон, взгляд главы советских писателей суров и серьёзен. – Нельзя такие рукописи раздавать направо и налево!

– Почему? Там же показано противоборство олигархической фашистской

системы и горстки коммунаров, которые, даже проиграв битву, выигрывают войну.

– Наивный вы, Иван Антонович, человек! – усмехнулся Толстой. – В таком виде отдавать в издательство всё равно, что стрелять себе в голову. У нас везде, особенно в литературе, очень много бдительных товарищей. Охранителей священного наследия «богов с белых звёзд». Я понятно выразился?

– Вы считаете, что в этих листочках можно углядеть что-то антисоветское? – удивился Иван.

– Вы этого не спрашивали, я этого не слышал. Иначе можно под такой монастырь угодить, никакие заслуги, никакие звания и премии не помогут. Я бы вам советовал начать с древней истории. Чем древнее, тем лучше. Например, с Египта. Что вы знаете об истории Древнего Царства?

– Практически, ничего, – пожал плечами Ефремов. – Пирамиды, фараоны…

– Примените средства вашей любимой палеонтологии. Пусть у вас египетские эксплуатируемые массы одомашнивают динозавров. А коварные фараоны и их жрецы строят всяческие козни, мешая прогрессу человечества.

– Ну, у вас и фантазия, Алексей Николаевич, – Ефремов вдруг рассмеялся раскатистым басом. Идея исторического романа ему понравилась.

– А если серьёзно, – продолжал Толстой, – то попробуйте для начала написать что-то более простое. Можно даже на материале этих же записок. Чтобы все поняли, как должно выглядеть коммунистическое общество. Чтобы всем захотелось там жить. Я чем могу, помогу, чтобы у Вас было меньше препятс…– Лицо Толстого посерело. – Прошу… врача… что-то мне нехорошо…

Ефремов выбежал из комнаты, на ходу вспоминая, где может быть пост, но ему на встречу уже спешила дежурная сестра.

Через неделю в лабораторию ПИНа позвонили из секретариата Союза писателей и попросили товарища Ефремова заехать получить удостоверение.

– А, однако, ты писака, – процитировал классика и хлопнул друга по спине Коля Косниковский. – Рассказывай, когда успел?

– Сам не знаю, – пожал плечами Иван. – Заявлений не писал, прошений не подавал…

7. ТОНКОЕ ИСКУССТВО ШАНТАЖА

15 августа 1949 года. Монголия. Аймак Дзаландзагадаг. Иван Ефремов и Ян Эглон

Иван Антонович вышел из душной и дымной юрты. Ему не спалось. Самое глухое время – два часа ночи. Монголы и китайцы называют это время – «час быка», время духов и чёрных шаманов. Ноянсомонские горы громоздили вокруг гребнистые спины. В темноте азиатской ночи шелестел по траве ветер. На юге горела большая красная звезда – Антарес, и звёздный Скорпион вздымал сверкающие огоньки клешней. Высоко под звёздами мчались длинные полупрозрачные облака. Угрюмая местность не испугала, а даже как-то приободрила Ефремова. Впервые он отчётливо понял, что успел полюбить эту пустынную страну. Его душа останется привязанной к ней навсегда. Дороги Гоби будут стоять перед его мысленным взором, где бы он ни находился…

Так впервые в голове Ефремов возникло словосочетание «час быка»… Оно нравилось загадочностью, тайной, чем-то одновременно экзотическим и обыденным.

Плотная работа над фантастически богатыми трофеями Монгольских экспедиций вот уже три года не позволяла заниматься литературой А писать Ефремову хотелось.

На следующий день весь отряд экспедиции встречал команду из Цаган-Улы, доставивший скелет гигантского тарбозавра. Это была впечатляющая находка. Тем более что экспедиция подходила к завершению. Повод для торжественного окончания самый подходящий.

Вечером коллектив отмечал очередную победу советских учёных. Ефремовка и божемойка заготовлены в нужных количествах, с закуской в виде жареной баранины тоже проблем нет.

Отдав должное торжественным речам и тостам во славу палеонтологии. Иван Антонович вышел из брезентового шатра на вольный воздух. Он присел на крупный гранитный валун, достал папироску и размял её в пальцах. Мозг под воздействием алкоголя плавал в лёгком тумане эйфории.

Внезапно откинулся полог палатки и на фоне яркого света возник знакомый силуэт Эглона23. Бессменный скульптор экспедиции уже в солидном возрасте. Попойки его утомляют. Да и не любит он крепкие напитки.

– Ваня, папироской угостишь? – обратился по-приятельски он к Ефремову.

Тот достал пачку и аккуратно выщелкнул белый цилиндрик беломорины.

– Присаживайтесь, Ян Мартынович, тоже притомились от этих хвастливых песнопений?

– Есть такое дело… – Эглон затянулся, задержал дыхание, и медленно выпустил облачко дыма. – С другой стороны, сам понимаешь, куда ж без этого.

– Тревожит меня одна мысль, Ян Мартыныч, – Ефремов втянул порцию дыма, скосив глаза на яркий огонёк папироски. – За вот этими гигантами, теряется главное в нашем деле, ну вы, понимаете, о чём я?

– Что ж тут не понять… Цирк шапито и музей Тюссо в одном флаконе. Сегодня даже Юра Орлов присутствует. – Всё как положено, не хватает только журналистов и киношников.