Дама из долины
Шрифт:
Маргрете Ирене Флуед.
Она выходит на сцену в темно-сером брючном костюме, который выгодно подчеркивает ее тонкую талию и красивую грудь. Волосы уложены пучком. Прическа подчеркивает длинную шею. Она стала взрослой. И очень красивой, думаю я. Сколько времени прошло с тех пор, как я лежал на ее кровати в их квартире? С тех пор, как она держала меня, словно в тисках, и не хотела отпускать? С тех пор, как она верила, что мы с нею всегда будем вместе? Но этого не случилось. И все-таки она навсегда останется для меня Маргрете Ирене Флуед. Скромной и в то же время амбициозной. Лучшей и самой верной моей подругой, хотя я и не понял этого в свое время.
Она кланяется.
Словно преподносит на ложечке: сегодня вечером она будет играть для меня.
— Ты должен махнуть ей в ответ, — шепчет мне Сигрюн.
Я повинуюсь. Против своего желания. В моем мире взмах руки всегда оказывался роковым. Но, к счастью, я делаю это слишком поздно. Маргрете Ирене этого не видит. Она уже сидит за роялем. В зале присутствуют все сливки общества этого небольшого приграничного города. У меня сжимается сердце. Таня проигнорировала этот концерт. Здесь сидят в основном служащие из акционерного общества «Сюдварангер», военные, врачи, стоматологи и некоторые любители классической музыки, представители других профессий.
Я читаю программу.
И с трудом удерживаюсь от удивленного возгласа.
Маргрете Ирене собирается играть то, что я играл на своем дебюте.
Мой дебютный концерт! Он состоялся год тому назад, в тот страшный вечер, когда повесилась Марианне. И принес мне большой успех.
Такое впечатление, что Маргрете Ирене все время шпионила за мной. Думала обо мне. Следила за всем, что я делаю, хотя и жила в Вене.
Как будто между нами велась холодная война. Хотя я ничего не знал о ней.
Сколько глупых ошибок я совершил в комнате Маргрете Ирене!
Похоже, что она хочет напомнить мне об этом.
Похоже, что она никогда этого не забудет.
Она начинает играть прелюдии Валена. Сначала я злюсь. Или В. Гуде действовал у меня за спиной, или он ничего не знал о намерении Маргрете Ирене. Никто не может упрекнуть импресарио в том, что тот не помнит концертных программ всех своих артистов. Особенно молодых.
Но моя злость быстро проходит. Маргрете Ирене играет для меня. Я слышу, что она многому научилась. Она выражает чувства, о наличии которых у нее я даже не подозревал. Далеко на Севере, в концертном зале Киркенеса она играет мой дебютный концерт. Мне не нужно слушать до конца, чтобы понять, что она играет хорошо, удивительно хорошо, наверное, даже лучше, чем я. Но я не могу беспристрастно судить ее, потому что эта музыка заставляет меня вспомнить о последних месяцах и неделях нашей с Марианне жизни. Именно эти произведения я репетировал, пока Марианне потихоньку готовила свое самоубийство. Именно эти звуки раздавались в доме Скууга, пока Марианне сидела в кабинете на втором этаже и думала бог знает о чем. Но почему Маргрете Ирене играет сейчасВалена, Прокофьева, Шопена, Бетховена и Баха? Ведь речь идет о моем мире? Или я стал параноиком? А может, все очень просто, может, это ее способ отомстить мне за то, что она оказалась отвергнутой? За то, что у нее не было возможности показать, на что она способна, за то, что она была уязвлена в своих амбициях? Как, должно быть, ей было больно!
Но музыка не может быть инструментом мести, взволнованно думаю я, в то время как Маргрете Ирене поднимает эту самую музыку над этой искаженной перспективой. Может быть, мы совершенно случайно почти одновременно выбрали именно этих композиторов? Однако Маргрете Ирене проанализировала их, вникла в них глубже и передала их сложность лучше, чем я. Я слышу контрапункты яснее, вживание
После антракта Маргрете Ирене превосходит самое себя. Ее мастерство растет с каждым звуком. Такого исполнения опуса Бетховена я никогда не слышал. Она безупречно балансирует между чувствами и трезвостью. Энергичная, никому не известная девушка из Бишлета превратилась в музыканта мирового уровня. Так же безупречна она и в исполнении фуги. И когда она заканчивает концерт Бахом, зал уже целиком в ее власти.
Я не верю собственным ушам. Слушаю вместе с Сигрюн. Она сидит рядом со мной. Почти с горечью я думаю, что она могла бы услышать эту музыку, если бы послушалась сестру и приехала на мой дебют в Осло.
Но теперь это уже не имеет значения.
Концерт окончен. Публика встает и разражается восторженными криками. Я тоже встаю и кричу, стараясь перекричать Гуннара Хёега. Сигрюн не кричит. Но я вижу, что она взволнована. Что она устала. Что она плачет. Что почти не владеет собой. Мне не хочется, чтобы она перестала владеть собой. Мне хочется, чтобы она была сильной. Сильнее, чем я. Мне хочется обнять ее и прогнать прочь все ее тяжелые мысли. Но я не решаюсь — в зале слишком много ее коллег, да и Гуннар Хёег тоже сидит рядом с ней.
Маргрете Ирене выходит на сцену, чтобы сыграть на бис, и делает знак, чтобы все сели. Она к этому уже как будто привыкла, думаю я. Ей нравится находиться на сцене.
— Разрешите сыграть вам красивую композицию, написанную моим любимым другом, который сегодня присутствует в зале. Она называется «Река».
И она играет «Реку»! И никто, кроме Габриеля Холста, не мог дать ей эту мелодию и гармонию. Должно быть, она встречалась с ним в Осло. Она играет эту мелодию так проникновенно, так безупречно, как не сыграл бы и я сам. И все-таки иначе. Более сердито, агрессивно, сознательно разрушая чересчур красивую главную тему. Она импровизирует, и вот тогда я замечаю, что она находится как бы вне произведения, что все прекрасно продумано, но не прочувствованно. Впрочем, это неважно. Она играет «Реку». И я не знаю, как к этому отнестись — как к признанию или как к уничтожению.
Наконец аплодисменты стихают, и Гуннар настаивает, чтобы мы втроем пошли и поздоровались с этой «пианисткой от бога», как он называет Маргрете Ирене. Сигрюн понимает мою нерешительность и берет меня за руку.
— Ты пойдешь? — спрашивает она.
— Конечно, — отвечаю я.
Маргрете Ирене ждет нас в слишком светлой комнате. Белая кожа, почти черный костюм, при виде меня она бросается мне на шею. Мы оба взволнованы этим свиданием. Я не видел ее с тех пор, как мы с Марианне поженились в Вене.
— Прости меня, — говорит она. — Но я не могла поступить по-другому. Ты очень на меня сердишься?
— Ты была великолепна, — отвечаю я.
— Не надо так говорить.
— А почему ты разучила «Реку»?
Маргрете Ирене смеется:
— Габриель Холст. Короткий курс джаза. А теперь познакомься с моим мужем. Хайно Бубах. Мы поженились этой осенью. Он мой импресарио.
Она представляет мне темноволосого хорошо одетого мужчину лет тридцати с небольшим. Я еще в зале обратил на него внимание. К счастью, это не Карлос, с которым она была в Вене, или кто-то подобный ему. Он вежливо здоровается со мной.