Дама непреклонного возраста
Шрифт:
– Да, я шут! Я циркач! Так что же?! – громогласно заявил он в дверях.
Следующий час ушел на то, чтобы заставить «шута» расплатиться за съеденную овсянку. Спасла положение Татьяна. Она появилась в тот самый момент, когда оскорбленный Аркадий Валерьевич пылко упрекал Зинаиду:
– Как низко! Нет, как низко вспоминать о каше, когда я вам столько пел! Да после того, что между нами…
– Арка-а-адий Валерьевич! – радостно распахнула руки Татьяна, направляясь к нему. – О чем здесь разговор? Неужели о деньгах? Кстати,
Мужчина мгновенно развернулся на сто восемьдесят градусов и закричал:
– Человек! Челове-ек! Сколько я могу ждать расчета? Трясу, трясу тут деньгами, а они как будто никому и не нужны! Работаешь, работаешь…
Только к четырем часам поток посетителей иссяк, и подругам удалось поговорить.
– Тань, я ведь к дочери Софьи Филипповны ходила, – завела Зинаида вновь, когда дамы налили себе по чашечке кофе, выключили надоевшую музыку и устроились за барной стойкой.
– И чего? – с интересом, не то что утром по телефону, откликнулась Татьяна. – Я к ней тоже ходила, когда сама хотела расследование проводить. Ходила, только она мне какой-то странной показалась.
– Вот-вот, – закивала, отхлебнув кофе, Зинаида, – и мне. Я тебе потому и позвонила в пять утра. Ты знаешь, вот не чувствуется, что она смерть матери переживает. Стала мне какую-то историю рассказывать про то, как ей сказали, что Софья Филипповна умерла. Правда, в тот раз ошибка вышла, какая-то бичиха скончалась, но… понимаешь, Валентина обмолвилась, что не слишком и огорчилась! «Поживу наконец свободной», сказала. Понимаешь? И потом, какой-то у нее там мужик подозрительный на балконе болтался…
Татьяна слушала, молчала, только дергала бровями от удивления, а тут встрепенулась:
– Что за мужик?
– Да кто его знает… Во всяком случае, я не верю, что Валентина так уж и одна проживала.
Зинаида сунула в рот сухарик, пожевала, а потом начала с новым пылом:
– И ведь ясно видно, что боится! Вот скажи, Таня, чего она может бояться? Я обыкновенная девушка, без оружия, так чего она мне врала-то все время?
Татьяна тоже сунула сухарь в рот и тут же выплюнула – тот хоть и назывался «с грибным вкусом», а вкус имел прелых носков.
– Ну так… ты же не в гости пришла, а допрашивать. Поди-ка, еще и удостоверение показывала. У тебя есть удостоверение какое-нибудь?
– Откуда? – огорчилась Зинаида. – Я что, секретный сотрудник?
– Значит, купи! Сейчас в любом киоске можно купить липовое… Знаешь, я думаю, Валентина знает больше, чем говорит. Не могла Софья просто так уйти из дома и ничего дочери не сказать. А может… может, дочь сама выгнала мать? – вдруг округлила глаза Татьяна. – Нам все время Софья говорила, что дочь одна проживает, а ты говоришь, что у Валентины мужика какого-то видела…
Зинаида трагически покачала головой:
– Правильно. Она выгнала мать, а там… Нет, Тань, опять не получается. Вот смотри: допустим, Валентина выгнала мать, и ту убили. Кто? Если случайный кто-то, зачем тогда на руке написал: «Я не такая», то есть название вашего театра? А если ее кто-то специально поджидал, ну, кто-нибудь из знакомых, тогда как он мог узнать, что Валентина выгонит мать именно в этот раз? Но, главное, что она отправила меня по какому-то левому адресу! А там никто и знать не знает про Софью Филипповну. И что теперь делать?
Татьяна только развела руками:
– Надо ехать к Софье по тому адресу, который я тебе дала. Я тебе сразу говорила. Эх, Зинка! – Татьяна потянулась, высоко задрав руки, и с шумом выдохнула. – Я бы и сама с тобой, но только Вадька… Мне для него то по аптекам приходится бегать, то супчики протертые готовить, чтобы на весь день хватило, то вот доктора эти…
Зинаида давно хотела задать подруге вопрос, но не решалась. Теперь отважилась:
– Тань, слышь чего, а твой Вадька и в самом деле ничего не помнит, а? Ну, хоть бы одного человечка разглядел…
Татьяна погрустнела:
– Знаешь, Зина, мне сегодня врач сказал, что у него временная потеря памяти, амнезия. Вроде, нервная система так защищается, а то вспомнит он что-то не то, и тяжелое воспоминание на сердце может сказаться. Я уж и сама возле Вадьки и так, и эдак, а не говорит он ничего. Только хмурится да кричать начинает. А от крика у него давление поднимается, голова болит… Я уже и ночью пробовала, молчит.
Зинаида огорченно причмокнула языком. Да, против врачей не попрешь…
– Зин, давай скатерки поменяем, – поднялась Татьяна. – На этих, смотри, как будто слоны плясали…
Корытская посмотрела на подругу с грустью:
– Меняй, Танечка, конечно, меняй. А у меня сегодня еще важное дело. Я после работы по твоему адресу съезжу. Сама понимаешь, надо хоть немного сил набраться, не могу ж я вся измотанная перед людьми показаться!
Татьяна понимающе кивнула и достала из тумбочки чистые скатерти.
После работы Зинаида вышла из бара и остановилась. На какую остановку идти, на какой автобус садиться? И что Татьяна маршрут не написала, поленилась, что ли?
Позади нее вякнула машина.
– Зин, садись, – открыла дверцу «девятки» Татьяна. – Мы на колесах быстренько, а то чего тебе по темноте шарахаться?
Друзья, наверное, для того и придуманы, чтобы иногда облегчать нам жизнь. К такому выводу пришла Зинаида Корытская, но тут же этот вывод перечеркнула – вспомнила давнюю свою подругу Нюрку. Но в Татьянину машину, конечно, села, и очень скоро они уже ехали по темному переулку, похожему на деревенскую улицу.
– Это она в частных домах жила, что ли? – удивилась Зинаида.