Дама непреклонного возраста
Шрифт:
– Ну да. И домик у нее был очень старенький, надо сказать, – подтвердила Татьяна. – Странно, между прочим, потому что Ивская нас хоть деньгами и не забрасывает, но Софье на квартирку вполне можно было накопить.
– А может, вашей Софье хотелось в собственном доме жить? – рассудила Зинаида и тут же замолкла.
Они остановились возле огромной кучи сгоревших бревен. Забор тоже наполовину выгорел, и было хорошо видно, что творится во дворе. Слабый фонарь скупо освещал заросли бурьяна. В конце двора кособочилось крохотное строение.
– Это что, туалет? – удивилась
– Ну что, увидела? Теперь домой?
– Увидела… Только как же домой, если мы ничего не узнали? Нет, давай так: ты пошарься по пожарищу, а я пойду к соседям. Может, они что знают?
Татьяна заартачилась:
– Чего это я в темноте по пожарищу должна лазить? Я боюсь. Пойдем вместе.
Зинаида открыла дверцу и еще раз взглянула на бывший дом. Гнетущее зрелище. Если тем более вспомнить, что под его обломками погибла женщина… Да еще этот бурьян вокруг? Хоть бы собачка какая рявкнула. Все тихо и зловеще…
– Я вот чего подумала… – быстренько заговорила Зинаида. – По большому счету, что нам там делать, да? Головешек мы не видели, что ли? Или ты все же желаешь прогуляться? Если хочешь, сбегай, я здесь подожду.
И она завозилась, устраиваясь поудобнее в автомобильном кресле.
– С чего бы мне желать прогуливаться по гари? Пойдем лучше вместе к соседям, – буркнула Татьяна.
Подруги выбрались из машины и направились к небольшой избушке с беленькими ставнями, стоявшей рядом с развалинами. Открыли им не сразу. Хозяева сначала долго смотрели в щелку, потом только, убедившись, что кроме двух женщин к ним никто не рвется, калитку отворили. Перед дамами оказался здоровенный мужик в растянутой майке, в красочных китайских шароварах и с топором в руке.
Увидев топор, Зинаида погрустнела и стала равнодушно поглядывать на облака, дескать, лично она на встрече не настаивает, но вот подруга, язви ее… Татьяна же добросовестно нахмурилась и принялась врать.
– Мы родственники Софьи Филипповны, – бодро начала она. – Нам нужно узнать, как все произошло? Вероятно, вы что-то видели или знаете. Нам бы хотелось поговорить. Нет, если вы нас впустить не можете, то сами выйдите, мы вас здесь подождем.
Зинаида глянула еще раз на топор и заходить в калитку ей решительно расхотелось. Пусть бы мужик и правда сам вышел.
– Выходите, выходите, – подбодрила она его жиденькой улыбкой. – Мы не укусим.
– А спробуй, кусни! – выставил мужик огромный, как тыква, кулак.
Татьяна ласково глянула на кулачище и печально проговорила:
– Вы же понимаете, нам не до шуток. Хотелось бы узнать, как погибла наша родственница.
– А хрен ее знат, как она погибла, – буркнул сосед. – Так и погибла… Я ужо сто разов все обсказывал. Ну, мы-то спали вначале, а потом мне на двор приспичило… Баба моя, дура, прости господи, квасу поставила. А на кой хрен квас, ежели вся жара спала? Но, ить, и не выльешь же его, дрожжей одних скоко угроблено, да ишо сахар. Ну, мы с ей весь день и давилися тем квасом, пропади он пропадом! У вас сигаретки не будет?
Татьяна быстро достала пачку. Мужик
– Подержи, девонька, пока раскурю…
Зинаида двумя руками ухватила холодное оружие и теперь стояла, как солдат с секирой у царских палат.
– От язви тя… – раскурил сигарету и теперь разглядывал ее мужик. – Надо ж, кака вонь от этой соломины! А нормальной нет?
Татьяна виновато затрясла головой:
– Нет, у меня только такие, с ментолом. Но вы рассказывайте, я потом съезжу, куплю.
– Дык а чего рассказывать? Я грю, выскочил по нужде-то, стою, значит… Гляжу – дым от соседей валит. Сначала думал, сосед Михей курит. Вот не поверишь – как зачнет он свой самосад смолить, так его изба – чистый Курильский остров! Я на его и подумал сначала, ага. Потом гляжу: нет, не от Михея дым, ближе. Думаю, неужто Лукинична под старость лет табаком стала баловаться? Ну, эт я со сна дурканул, забыл, что Лукинична-то уж три года как померла, а вместо ее дочь ейная Софья тут пребыват…
– Так-так-так, – встрепенулась Зинаида. – А можно подробней? Что за дочь? И почему пребывает?
Мужичок поежился и покосился на машину:
– Я обскажу, токо давайте к вам в машину сядем. Я ить не пингвин какой, на холоду тут в майках выступать. А ищо… Вы б мне хоть для сугрева налили…
Татьяна немедленно распахнула дверцы:
– Садитесь. И ты, Зин, садись… Ну куда ты с топором-то? Хотя ладно, лезь на заднее сиденье. Садитесь, мужчина, и говорите дальше, а потом съездим, купим вам для сугрева.
Мужчина в машину сел, но говорить отказался:
– И чего ты мне, девонька, все «потом» да «потом» обещаешь? И сигареты – потом, и водка потом. А почему я говорить сейчас должен? Я тоже потом буду! Вот сяду и рот не открою, пока в киоск не смотаемся!
Мужик и впрямь важно уселся, свернул на груди руки кренделем и принципиально замолчал. Татьяна только вздохнула и завела двигатель.
У ближайшего киоска мужчина выскочил и, пугая продавца здоровенным торсом в растянутой майке, принялся тыкать в витрину. Себя он не обидел – и водочку выбрал недешевую, и сигареток заказал две пачки, да еще и чипсов прикупил, пояснив: «Это чтоб с голоду мне не помереть, пока вам все обскажу».
Татьяна снова подрулила к дому рассказчика и терпеливо стала ждать, когда тот «примет семь капель», закусит чипсами, а потом еще и дымом затянется. Мужик млел и, похоже, вовсе забыл, для чего здесь находится. Зинаида не выдержала и тюкнула собеседника обухом топора в плечо:
– Дядь, это ж тебе не ресторан! Говори давай, что дальше-то было? Ну, понял ты, что это не Лукинична, а Софья… И дальше чего?
– А ничего! Чего топором-то машешь? – обиделся мужик. – Ничего дальше. Ну, я мобильник схватил и в «пожарку» позвонил. А там уж они сами… Потом гляжу – «Скорая», милиция. Короче, спать нам так и не дали. Я вот думаю – ежли на их за ту бессонную ночь в суд подать, а? Нынче така передача идет по телику, там за что хошь деньги дают. А уж ежли человек ночь в беспокойстве провел, так я думаю – пожизненную пенсию надо стребовать, да?