Дама с единорогом
Шрифт:
— Спасибо, с ней всё хорошо. Вы не проводите нас?
— Разве вы приехали одни? — удивился Бертран.
— Нет, с нами двое слуг, но это же мужичье… Кроме того, мне необходимо обсудить с Вами одну главу из Священного Писания.
Священник (теперь, после кончины отца Джозефа, он так же по совместительству был замковым капелланом) кивнул, накинул плащ и вышел вслед за девушкой. Уитни уже ждал их на улице: щупленький, серьёзный, в одежде не по размеру. Он не любил тётку и боялся священника, который всё знал и запрещал ему стрелять из рогатки в голубей. Рука у отца Бертрана была тяжёлая,
Когда Бертран возвращался домой, уже стемнело; небо затянула сплошная стена дождя. Решив обогреться у мельника, священник свернул с дороги и поехал вдоль реки. Глина чавкала под копытами мула; холодная вода, несмотря на все предосторожности, стекала по лицу.
Дождь кончился так же неожиданно, как и начался. Бертран с облегчением снял с головы капюшон, отряхнул одежду от воды и огляделся: мельница темнела совсем рядом, на другом берегу реки. Мысль о кружечке чего-нибудь крепкого и о живительном тепле очага заставила запоздалого путника спуститься к воде в поисках брода или мостика.
В воздухе потянуло дымом. Это ещё больше укрепило желание священника обогреться у очага, надёжно защищённого от всех дождей и ветров.
Впереди мелькнул тёмный силуэт. Бертран придержал мула и нащупал рукоятку ножа: темнота и разбойники — лучшие союзники, так что надо всегда быть начеку. Не погнушались же нехристи обокрасть Его преподобие и, надругавшись над его саном, оставили висеть вниз головой на одном из деревьев.
Но тёмный силуэт принадлежал не разбойнику, а женщине, спускавшейся к примитивному мостику из двух длинных брёвен. Из-за дождя брёвна стали скользкими, и бедняжке приходилось балансировать, изображая руками крылья ветряной мельницы. Удача отвернулась от неё в самом конце, и женщина, испуганно вскрикнув, упала в воду. Её юбки раздулись и, стремительно набухая, влекли её ко дну.
Бертран среагировал быстро. Подскакав к месту трагедии, он отыскал на берегу надёжную толстую палку и протянул её утопающей. Та обеими руками вцепилась в неё и позволила вытащить себя на берег. Платье её было безнадёжно испорчено водой и глиной, зато она была жива.
— Да продлит Господь Ваши дни! — стуча зубами от холода, пробормотала спасённая и с ужасом обнаружила, что её головной убор унесло водой. Зато благодаря этому Бертран Фарден узнал, как по-настоящему выглядит Эмма Форрестер — именно её он вытащил из реки. Оказалось, что волосы у неё длинные, густые и слегка вьются от воды. И как же она умудрялась прятать их под барбет? Затем его взгляд привлекла её фигура, обрисовавшаяся сквозь мокрую ткань, обрисовавшая так чётко, что это было даже неприлично. Эмма, занятая своими волосами, пока не осознала этого, поэтому её спаситель мог беспрепятственно любоваться её станом.
От двух острых холмиков и плотно обтянутых живота и бёдер на него пахнуло райским блаженством. Им овладело дьявольское наваждение прикоснуться ко всем этим округлостям, приласкать, сжать их до боли… Бертрану казалось, что он ощущает запах кожи этой женщины, запах её мокрых волос, таких приятных на ощупь. Ах, сколько блаженства сулил ему Искуситель! Хотелось согреть это тело поцелуями,
Священник почувствовал движение плоти и испугался. Он сопротивлялся, но чувствовал, что если Эмма не оправит платье и не накинет на себя что-нибудь, его животное начало возьмёт вверх. С ним никогда ещё такого не бывало. Ему впервые хотелось быть мужчиной, а не священником.
Собрав в кулак остатки воли, Бертран снял с себя плащ и предложил его Эмме, молясь, чтобы она не заметила, не почувствовала его позора. Та поблагодарила его улыбкой и встала. Запахнувшиеся полы облегчили мучения священника. Взяв с себя слово не смотреть на Эмму, он помог ей сесть в седло, реши проводить до дома мельника.
— Что с Вами, святой отец? — Вопреки всем его стараниям, она все же заметила странности в его поведении.
— Ничего, — поспешил ответить Бертран. Он шёл пешком, опасаясь снова коснуться её, так как точно знал, что мучившее его желание не прошло. — Как бы Вы не простудились, дочь моя.
— У меня крепкое здоровье, — улыбнулась Эмма. — Зато подол Вашей рясы, кажется, насквозь промок. Её нужно просушить перед огнем, иначе мы рискуем лишиться проповедника в ближайшее воскресенье.
— Здоровье моих прихожан мне дороже собственного здоровья. — Господи, что за адское наваждение! Неужели плоть так слаба, что не выдерживает первого же искушения, посланного ему Врагом человеческим?
Вопреки собственному решению пройти весь путь пешком, Бертран все же был вынужден сесть в седло: дорогу размыло так, что не было никакой возможности идти дальше. Эмма дрожала; его плащ не спасал её от холода, и он, втайне радуясь этому, обнял её за плечи и даже, сидя позади неё, наклонившись вперед, якобы случайно коснулся губами её щеки — она не заметила его хитрости. Окрыленный этим, на мгновенье священник заключил её в объятия, а потом, чтобы окончательно не погубить себя, отстранился.
Больше всего на свете он боялся, что она поймет, догадается, но она не произнесла ни слова осуждения, наоборот, в очередной раз благодарила его за спасение.
Оставив её на попечение мельничихи, немного обогревшись и просушив одежду, Бертран поскакал в Форрестер. Ночь была промозглой, ему по-прежнему не мешало выпить чего-нибудь крепкого, но он просто не мог оставаться с Эммой под одной крышей: Бертран за себя не ручался. Доводы вроде принятых обедов, святости и непорочности этого существа, которое он любил, не помогали.
В ту ночь священник понял, что любовь требует прикосновений. Правда, оказавшись у Форрестеров, он сумел убедить себя, что ограничиться самыми невинными из них.
Глава XVI
Солнце клонилось к закату; его огненный край уже коснулся земли. По земле расползлись тёмные тени; над колосившейся в полях пшеницей кружились стрижи.
Сумерки медленно сгущались над долиной Северна. Крестьяне разбредались с полей по домам, где их ожидал кислый домашний эль и горячие бобы с грибной подливой (несмотря на сеньориальный запрет, детишки целыми днями бродили по лесу с лукошками, к вечеру принося матерям изрядный урожай).