Дама в очках, с мобильником, на мотоцикле
Шрифт:
Покачался и встал на место. Только стал другим. Или она смотрела на него теперь другими глазами. Окружающие предметы стали четче и яснее, Надежда видела их теперь под другим углом.
— Нравится? — пробился к ней голос Сергея Сергеевича.
— Очень крепкий, — призналась Надежда, — непривычно как-то.
— Да, такой кофе пьют не часто, — согласился ее собеседник, — вы не спешите. Как поживаете, Надежда Николаевна?
Надежда была не из тех людей, которые начинают вываливать свои проблемы малознакомому человеку.
Ни к чему это. Поэтому она сказала, что поживает неплохо, и перевела разговор на другое:
— Есть какие-нибудь новости насчет парка? Удастся его отстоять?
— Да вот, — Сергей Сергеевич погрустнел, — все так сложно. Когда в деле замешаны очень большие деньги, тут уж не до интересов жителей. Что мы можем сделать? Ну, можем протестовать, конечно, да кто людей станет слушать?
— А что говорит мэр, администрация…
— Ну, я вам открою тайну, только это давно уже стало секретом Полишинеля, — желчно рассмеялся Сергей Сергеевич, — уже все знают, что мэр города Андрей Павлович Зимин очень заинтересован в строительстве этой дороги. Сколько денег ему обещано конкретно — этого не скажу, но вести дорогу через парк получается ближе и дешевле. Стало быть, чем больше выгоды получат инвесторы, тем больший процент получит мэр. Простая математика! Кому уж тут дело до старого парка и полуразрушенной усадьбы! Историки и краеведы могут хоть криком кричать, хоть волосы на себе рвать, никто их не услышит…
— В Москву сообщить, — неуверенно предложила Надежда.
— Да что вы! — Сергей Сергеевич махнул рукой. — Кто там станет разбираться! Тем более что все наверняка схвачено!
— Верно… — согласилась Надежда, и спаниель Маркиз вздохнул внизу тяжело.
— А как жалко… — пробормотал Сергей Сергеевич, — я ведь родом из этих мест, помню, когда парк еще был вполне ухоженным… И дом стоял под крышей. Бабушка мне рассказывала, что после революции имение это не разграбили, не подожгли. Нашелся среди комиссаров умный человек, сразу оформили как народное достояние и вселили туда детский дом. Ну, вывезли, конечно, мебель там, посуду, картины. Однако кое-что осталось. Потом была там трудовая колония, потом вроде школа или курсы какие-то для красноармейцев. В войну основное здание немцы не то разбомбили, не то при отступлении взорвали. Остались флигель да конюшни. Подлатали кое-как и устроили там интернат для инвалидов. И парком кто-то потихоньку занимался — деревья старые спиливал да траву косил. Потом перевели инвалидов куда-то, а здание потихоньку в упадок пришло. Уж не восстановить… Но парк-то можно спасти… Жалко деревья…
— Жалко, — откликнулась эхом Надежда.
Они допили кофе и распрощались. Сергей Сергеевич сказал, что был рад ее повидать, и Маркиз приветливо тявкнул на прощание.
Дорогу на рынок ей указал молчаливый смуглый хозяин, когда закрывал за ними дверь.
И вот теперь Надежда Николаевна в растерянности шла по рынку, бормоча себе под нос:
— И где же мне тут искать этого узбека?
На глаза ей попался знакомый хозяйственный магазинчик.
Надежда зашла внутрь магазинчика и увидела молодую продавщицу Веру — ту самую, у которой были сложные отношения с местным донжуаном Валерой.
Увидев Надежду Николаевну, Вера приветливо улыбнулась, так что на щеках у нее появились ямочки:
— Здрасте! Чем вам сегодня помочь? У нас клеенки хорошие завезли, под натуральное полотно…
— Нет, Верочка, у меня сегодня другая задача. Тут где-то на рынке какой-то старый узбек торгует натуральной курагой и другими сухофруктами. То ли Ахмет, то ли Абдула… не знаешь его, случайно?
— Узбек? — Вера наморщила лоб в раздумье. — Вот там, напротив, торгует какой-то, только я не знаю — узбек он, или таджик, или вообще туркмен. Зовут, правда, Юсуф…
— Может, и Юсуф, — охотно согласилась Надежда. — Может, моя подруга перепутала имя…
Она поблагодарила Веру, вышла из магазинчика и подошла к расположенному напротив ларьку. Ларек как назло был закрыт, на окошечке висела записка: «Буду чирез час».
— Ну вот, — огорчилась Надежда. — Еще час дожидаться!
— Вам дядя Юсуф нужен? — осведомилась проходившая мимо черноволосая женщина. — К нему племянник из Андижана приехал, он не скоро вернется…
— Да мне не сам он нужен, я у него купить кое-что хотела… — машинально отозвалась Надежда.
— Так вон там еще один такой же ларек есть. — Женщина указала ей на павильончик метрах в двадцати. — Там еще и лучше… мясо всегда свежее, и выбор…
— Спасибо, — пробормотала Надежда и отправилась в указанном направлении.
Только на полпути к ларьку она осознала, что женщина сказала ей о свежем мясе. Простите, при чем тут мясо, если ей нужны сухофрукты, конкретно — курага?
Все же она подошла к ларьку и увидела на его двери колоритную вывеску: «Мяса. Курыца. Свиньина».
Из-за двери ларька доносилась громкая, густая и слащавая восточная музыка.
Мясо Надежде было не нужно. Ей его просто негде было готовить. Однако она предположила, что по странному капризу непостижимой восточной души здесь же наряду с «курыцей и свиньиной» торгуют и настоящими восточными сухофруктами. Ведь не зря же ее послала сюда общительная восточная женщина!
Она постучала костяшками пальцев в дверь ларька, чтобы проверить свое предположение.
Однако никто ей не открыл, что было неудивительно — из-за громкой музыки Надежда и сама-то не услышала своего стука.
Она постучала еще раз, посильнее — и снова без всякого результата. Хотела было уже уйти несолоно хлебавши, но на всякий случай дернула дверь.
В первый момент дверь не поддалась. Надежде показалось, что дверь заперта, и она хотела уже уйти, но вдруг замок как-то странно щелкнул, и дверь ларька немного приоткрылась.
— Есть тут кто-нибудь? — проговорила Надежда Николаевна, заглянув внутрь.
Ей ответила только прежняя восточная музыка, которая стала теперь просто оглушительной.
— Ну как можно так громко это слушать! — недовольно пробормотала Надежда Николаевна. — Это ведь просто оглохнешь!
Она протиснулась внутрь ларька, вглядываясь в полутьму и пытаясь что-то в ней разглядеть, и громко, чтобы перекричать назойливую музыку, повторила:
— Есть тут кто живой?
Глаза еще не привыкли к слабому освещению. Надежда Николаевна с трудом разглядела в полуметре перед собой какую-то удивленную физиономию с выпученными глазами и коротким вздернутым носом и обратилась к этой физиономии: