Дама в очках, с мобильником, на мотоцикле
Шрифт:
Горлового мэр терпеть не мог, его смерть не оплакивал, но он сделал из нее выводы. Мэр помнил, чем отличается умный человек от глупого: тем, что учится не на своих, а на чужих ошибках. И ошибка Горлового показала ему, что с этой теткой лучше не ссориться.
Разумеется, она не сама убивала, не сама поджигала гараж байкеров. Во время убийства Горлового она вообще была в камере. За ее спиной стоит кто-то другой, кто-то сильный и опасный, но самое главное — кто-то неизвестный.
Будь эта Лебедева местной — он знал бы о ней все, всю ее подноготную: кто ее родня, с кем она дружит, с кем общается. Он бы запросто вычислил ее могущественного покровителя, а дальше — либо договорился с ним, либо расправился.
Но она — приезжая, и никто не знает, кто за ней стоит…
И сегодня на митинге она прямо сказала ему, что он не должен строить дорогу через парк, если не хочет разделить судьбу Горлового.
Что ж, Андрей Павлович Зимин всегда отличался понятливостью и умением вовремя принять правильное решение…
— Андрей Павлович, к вам Павел Андреевич! — раздался вдруг в селекторе голос секретарши.
Мэр поморщился: сейчас ему придется оправдываться перед Павликом! Сын всегда создавал ему множество проблем, начиная с той давней истории… ну что поделаешь, родная кровь! Крест, который он несет всю свою жизнь!
Он хотел сказать — пусть войдет, но Павел уже вломился в кабинет, не дожидаясь приглашения, протопал прямо к столу, навис над отцом, как грозовая туча.
— Отец, что за дела? — пророкотал мрачно, зло, как будто и не сын, а посторонний человек, хуже того — враг. А врагов у мэра и без того хватает, недоставало ему еще в собственной семье врагом обзавестись.
— Павлик, нельзя ли перенести этот разговор на завтра? — поморщился мэр. — Честное слово, я устал!..
— На завтра?! — выкрикнул Павел прямо ему в лицо. — Ты не понимаешь, о чем говоришь! Я встретил Челубеева, и он мне сказал про дорогу… Это правда?
— Как ты со мной разговариваешь? — Андрей Павлович повысил голос, грозно свел брови. — Не забывайся…
— А как я должен с тобой разговаривать? — Павел перекатил желваки, уперся кулаками в стол, обжег отца ненавидящим взглядом. — Как я должен с тобой разговаривать, если ты кинул меня, как последняя сволочь? Ты хоть представляешь, во что я по твоей милости вляпался?
— Вляпался?! — Мэр ухватился за последнее слово, привстал, набычился. — Это ты умеешь, Павлик, это ты всю жизнь умел! А я всю жизнь вытаскивал тебя из того дерьма, в которое ты вляпывался! Начиная с той истории десятилетней давности! Ты не представляешь, чего мне стоило тебя отмазать!
— Что ты вспоминаешь прошлый век! — заорал сын. — Какое это сейчас имеет значение?
— Ах вот как? — Голос у Андрея Павловича сел. — Ты хоть представляешь, что ты сделал тогда? Зачем ты это сделал?
— Она смеялась надо мной! — Голос у Павла стал обиженным и детским. — Она говорила, что нарочно со мной обнималась, чтобы досадить этому Лешке! А я никому не позволял над собой смеяться!
— Молчи! — Мэр понизил голос. — Разорался тут в кабинете, где стены имеют уши! Ты хоть понимаешь, чего мне стоило выдержать весь этот кошмар! Да тебя это никогда не интересовало! Ты только прибегал ко мне и кричал, как сейчас: «Папа, помоги!» Ради тебя я рисковал своей карьерой, своим положением… Сколько можно? Все! Ты давно уже взрослый мужик, обходись своими силами!
Сын попятился, схватился за голову и простонал:
— Твоя карьера! О чем ты говоришь? Если бы ты знал, чем я рисковал… и что я потерял из-за твоего кретинизма!
— Да как ты смеешь! — вспыхнул Андрей Павлович. — Я все-таки твой отец!
— Кто тебе заплатил?! — прошипел сын, сузив глаза от ненависти. — На чьи деньги ты польстился?
— Деньги, деньги! — простонал мэр, отстранившись от сына. — Ты все меряешь только деньгами! А ты не допускаешь, что у меня могут быть какие-то свои соображения? Серьезные соображения, которые не пересчитаешь в деньги!
— Деньгами?! — как эхо, повторил Павел. — Если бы только деньгами! Отец, ты не представляешь, ты просто не представляешь, как меня подставил!..
В голосе его прозвучало такое страдание, такой страх, что мэр поднял голову, внимательно вгляделся в лицо сына.
— В чем дело, Павлик?
— Это были не мои деньги! — выдохнул тот, наклонившись еще ниже. — Неужели ты думаешь, что у меня есть такие огромные деньги? Я не миллионер, папа!
— Ты же сам говорил… — пробормотал мэр, до которого начал доходить истинный масштаб катастрофы.
— Мало ли, что я говорил! — зло процедил сын. — Ты тоже часто щеки надуваешь, я же не принимаю твое хвастовство всерьез! Мне дали деньги большие люди, папа! Страшные люди! Они дали эти деньги под твое имя, потому что я убедил их, что у тебя здесь все под контролем! И когда они узнают, что я все провалил… это же страшно представить, что они со мной сделают! Они не прощают ошибок!
— Я не знал… — проговорил мэр едва слышно и прикрыл глаза, чтобы не видеть белое, перекошенное лицо сына.
Если бы еще можно было его не слышать!..
— Не знал! — передразнил его Павел. — Папа, мне нужны деньги. Наличные.
— Сколько? — оживился мэр, привставая.
Кажется, проблему можно решить обычным способом. Как он решал всегда проблемы своего сына.
— Сколько сможешь. Сколько есть. Я попытаюсь скрыться, сбежать, лечь на дно, пока не поздно, пока они еще не узнали. Это единственный выход.
Зимин встал из-за стола, подошел к сейфу, открыл его, достал оттуда несколько плотных банковских пачек.
— Вот все, что у меня есть под рукой. Если можешь подождать до завтра, я достану еще…
— До завтра? — Сын криво усмехнулся. — Никакого завтра, папа, может не быть.
Он резко повернулся и, тяжело топая, вышел из отцовского кабинета.
Андрей Павлович проводил его взглядом, отдышался.
Ну, от сына он отделался легко. Это даже хорошо, что он на время куда-нибудь скроется — по крайней мере не будет маячить перед глазами, не будет создавать проблемы, что он всю жизнь делает с завидной регулярностью. У мэра проблем и без него хватает. И даже не очень дорого это обошлось.