Дама в очках, с мобильником, на мотоцикле
Шрифт:
Зимин криво усмехнулся: у него в кабинете было два сейфа — один обычный, на виду, в котором он держал небольшие суммы денег для отвода глаз или на случай вроде сегодняшнего, и еще один — скрытый в стене под портретом главы государства. В этом втором сейфе у него были куда более серьезные деньги — на случай крупных неприятностей. Своих собственных неприятностей.
Павел вышел из здания администрации, спустился с крыльца.
Вдруг к нему подошел невысокий худощавый мужчина с темными глазами. Рядом с крупным, широкоплечим Павлом он казался каким-то особенно невзрачным и незначительным. Запрокинув голову и даже слегка привстав на цыпочки, он проговорил:
— Зимин Павел Андреевич?
— Ну, допустим, я Зимин, — неприязненно процедил Павел, свысока оглядев тщедушного незнакомца. — А ты кто такой?
— Капитан милиции Зеленушкин. — Мужчина достал из кармана удостоверение.
— И чего тебе, Зеленкин, надо?
— Не Зеленкин, а Зеленушкин! — поправил его капитан.
— Один хрен!
— Гражданин Зимин, вы арестованы по подозрению в убийстве двух или более людей…
— Ты чего, Зеленкин, охренел? — вызверился Павел. — Ты знаешь, кто я такой?
— Не усугубляйте свое положение неподчинением милиции! — строго проговорил капитан и встал на пути Павла.
Зимин легко оттолкнул его и шагнул к своей машине, на ходу нажимая брелок сигнализации.
— Курочкин! Индюков! Произвести задержание!
Два милиционера, возникшие из-за спины капитана, устремились к Зимину. Тот, однако, легко раздвинул их, распахнул дверцу машины и включил зажигание. От тротуара отделился скромный милицейский «уазик», пытаясь перегородить дорогу мощному джипу Павла. Однако любому беспристрастному наблюдателю было ясно, что из этого ничего не выйдет, что огромный джип с легкостью отбросит милицейскую машину…
— Уйдет! — воскликнул капитан, схватившись за голову. — Уйдет, мерзавец!
Однако Павел не ушел.
Едва его джип тронулся и начал набирать скорость, прогремел оглушительный взрыв. Огромная черная машина подскочила на месте, окуталась дымом и пламенем и тут же превратилась в груду пылающих обломков.
Капитан Зеленушкин смотрел на происходящее, изумленно вытаращив глаза и даже приоткрыв рот. Впрочем, рот он приоткрыл инстинктивно, чтобы не оглохнуть от взрыва.
— Ох, ни фига себе! — проговорил он, когда к нему вернулись слух и дар речи. — Ох, ни фига же себе!
Обломки джипа сложились в раскаленную дымящуюся груду. В воздухе еще летали искры, но никто из окружающих, кажется, не пострадал.
— Иван Семеныч, — робко обратился к капитану Индюков, — у вас на плече…
Зеленушкин скосил глаза. На плече у него действительно тлел какой-то раскаленный уголек, в пиджаке уже прожгло дырочку.
— Ни фига себе! — повторил Зеленушкин, стряхивая уголек носовым платком.
Нынче утром Надежда Николаевна встала поздновато. Нужно выспаться, сказала она себе, впереди тяжелый день. Предстоит множество дел — собрать вещи, получить наконец из химчистки многострадальную юбку, выписаться из пансионата и отыскать Василия Верленовича, чтобы отвез на вокзал. А потом сесть в поезд и заснуть на шесть с половиной часов, только перед этим дозвониться до мужа, чтобы встретил на машине, а то метро уже будет закрыто.
Подумать только, завтра утром она проснется в собственной постели! И рядом будет сладко посапывать кот Бейсик. Разумеется, котяра за время отсутствия Надежды совершенно распустился, но даже это ее сейчас не огорчает.
Напевая какой-то веселый мотивчик, Надежда сновала по комнате, собирая вещи, как вдруг раздался стук в дверь. Сердце у Надежды тревожно ворохнулось, она вспомнила, как вчера утром постучали в дверь двое милиционеров и потащили ее на допрос к полковнику Горловому. Неужели опять город Козодоев хочет устроить ей какую-нибудь гадость?
— Надежда, Николаевна, вы спите? — раздался за дверью голос дежурной Нины.
— Ну что еще случилось? — Надежда распахнула дверь.
Первое, что она увидела, был большой букет темно-красных роз, из-за него невысокую Нину почти не было видно.
— Вам цветы прислали, я слышу — вы ходите, а то бы не решилась беспокоить… — говорила Нина.
Цветы оказались от Сергея Сергеевича, как было написано на карточке: «С благодарностью за сочувствие и понимание».
— Какая красота, — растрогалась Надежда. — Нина, возьмите букет себе, я все равно сегодня уезжаю. А что с вами — неприятности?
Лицо у Нины было бледным, глаза красные.
— Вы не слышали? — прерывисто вздохнула Нина. — Паша Зимин сегодня погиб.
— Погиб? — оторопела Надежда. — Как погиб?
— Взорвали его в собственной машине, вот прямо сегодня, возле мэрии.
— Господи…
«Это не я! — хотела крикнуть Надежда. — Это точно не я!»
Та самая мистическая сила, что стояла за ней, снова принялась за свое. Что же это получается? Вчера она поговорила с мэром, можно сказать, при всем честном народе поставила ему ультиматум насчет дороги, мэр к ее словам не прислушался, в чем, надо сказать, Надежда нисколько не сомневалась. И вот вам результат — мэру отомстили, убили сына.
Черт дернул ее вчера выступать на встрече с мэром! Что теперь будет?
— Вот вроде бы и неприятным он типом был, — всхлипнула Нина, — а жалко, ведь в одном классе учились…
— Да-да… — рассеянно ответила Надежда, — а что это за шум за окном?
— А там опять демонстрация — мэра в отставку требуют, потому что не сумел криминогенную обстановку в городе разрулить…
— Что за город такой — каждый день демонстрации? — удивилась Надежда. — Интересно, когда граждане работают?
— А им понравилось — парк-то отстояли, вот и решили теперь всего требовать…
— Что-о? — Надежда повернулась к Нине. — Парк отстояли?
— Ну да, сегодня с утра по радио местному объявили — дорога, мол, пойдет в обход, парк остается городу.
— Что такое? — Надежда села на диван, потому что в ушах вдруг зазвенело, как будто за окнами проходили сто трамваев.
Получается, что мэр прислушался к словам Надежды, комиссия все решила правильно, а сын его все равно погиб? Как же так…