Дамасские ворота

Стоун Роберт

— «Айн» любит хвастать перед нами, что у них обширные связи, — продолжала Сильвия. — Они имеют в виду близкие отношения с Шабаком и кое-какое политическое чутье. И этим они торгуют. Так вот, я не знаю ни что у Разиэля на уме, ни что израильтяне имеют против него, но очень сомневаюсь, чтобы они плохо обошлись с ним, учитывая влияние его папаши. Лучший выход для Сонии — держаться Разиэля. Может, и для тебя тоже. Быть простым американским репортером. Не слишком осведомленным репортером.

— Я тебя понял. Но с чего

все началось, первые неприятности у меня и Сонии, — это, насколько я знаю, тема с избиением какими-то поселенцами мальчишек в секторе. Тема, которой я даже не стал заниматься, перепасовал. И что, кто-нибудь действительно полезет в бутылку из-за такой антирекламы? — спросил он Сильвию. — Какие-то поселенцы, какие-то солдаты измолотили мальчишку или даже убили одного, и мир узнает об этом — и что? Неужели это для кого-то настолько важно?

Сильвия легко пожала плечами, подняв брови и оторвав пальцы от столика:

— Я так не думаю. Но Сония слишком близко от наркотрафика. А еще до нас дошел слух о новом заговоре с целью устроить взрыв на Храмовой горе. Если Разиэль или Сония имеет к этому какое-то отношение, даже не знаю, кто может им помочь. Ты же понимаешь, что может произойти?

— Что за глупость! Они как суфии. Они верят в единство всех религий. И отвергают насилие.

— Это хорошо, — сказала Сильвия. — Надеюсь, ты прав. Но не советую бежать в американское консульство, если Храмовую гору взорвут, потому что от консульства ничего не останется.

— И где я тебя найду?

— Это не смешно. Я потеряла соседку по комнате — подругу по студенческому землячеству — в Эр-Рияде. Ее на куски разнесло, вернулась домой в Айову в запаянном гробу. Когда услышу проклятый грохот, я помчусь на шаг впереди толпы мучеников. Позабуду английский. Я знаю точное расстояние до ближайшего кошерного китайского ресторана и сколько времени занимает, чтобы пробежать его на каблуках, там ты и найдешь меня. На раздаче лапши.

— Взрывы совершенно не по их части, — сказал Лукас. — То есть абсолютно. Они последователи того старого гуру.

Она бросила на него взгляд, который можно было, не погрешив против истины, назвать весьма загадочным:

— О’кей, Лукас. Раз ты так говоришь.

Из кафе он сразу поехал в Эйн-Карем. В бунгало никого не было, кроме Сонии, которая собирала сумку.

— Куда-то едешь?

— Я позвонила Стэнли и договорилась о нескольких выступлениях. Мне нужны деньги.

— Ты все еще веришь, что мир скоро будет свободным? Может, деньги никому не будут нужны. Может, денежные отношения отомрут.

— Не смейся надо мной, — сказала она. — Если я сама обманывалась, что ж… признаю, была не права. Первый раз, что ли. Но что, если я права? — Она глубоко вздохнула, и Лукас не знал наверняка почему: то ли от усталости, то ли от нервного напряжения последнего времени, то ли сдерживая

слезы. — Каждый день не похож на предыдущий. Иногда я просыпаюсь по утрам и чувствую: все на месте, все знакомо как свои пять пальцев. А в другой раз кажется, что я схожу с ума. Знакомое ощущение, да, Крис?

— Думаю, да. Вот только лучше бы тебе в Тель-Авив не ехать. Больше того, возможно, стоит вообще покинуть страну.

— Нет. Этого я не сделаю. Я обещала Стэнли, что выступлю завтра. Нуала там будет. Она ожидает кое-какие документы и хочет встретиться со мной. А потом Разиэль собирается отправиться медитировать в Галилею. Куда-то в горы.

— Думаю, настал момент для последнего чуда. Такого, которое все переменит.

Она только устало кивнула.

— И все равно едешь?

— Я слишком далеко зашла. Придется идти до конца. И тебе стоит пойти с нами. Ради твоей книги.

— Это что, персональное приглашение?

— Да, — сказала она. — Мне бы этого хотелось. Хотелось бы, чтобы ты был со мной. Но тут никого, так что я не знаю, когда все будет.

— Завтра я еду в Тель-Авив, попытаю Эрнеста. Потом к Стэнли загляну.

— Хорошо, — сказала она.

Провожая его, Сония вышла в сад.

— Скажи мне одну вещь, — попросил Лукас. — Кто-нибудь из вашей группы, Разиэль или кто из тех людей, что уходят и приходят, когда-нибудь говорил тебе об уничтожении мечетей на Храмовой горе? Может, для того, чтобы восстановить Храм? Что-то вроде этого?

— Никогда. Откуда вообще такие мысли?

— Сильвия Чан из американского консульства спрашивала. Ходят такие слухи. Кое-кто может подумать на вашу группу.

— На нас? На Разиэля? Разиэль и шутиху запустить не способен. Он в жизни пальцем никого не тронул. Знаешь, тут много всяких чокнутых ошивается, но ничего похожего от них никогда не слыхала.

— Так я и думал. И ей сказал то же самое.

46

На следующий день Лукас побросал вещи в «форд-таурус» и приготовился отправиться по горной дороге в Тель-Авив. Перед выездом он попробовал позвонить доктору Оберману, спросить, не мог ли, по его мнению, Разиэль связаться с бомбистами-террористами. Он не собирался подробно обсуждать этот вопрос, только договориться о встрече для обстоятельного разговора.

К его досаде, обермановский автоответчик сообщил, что доктор будет отсутствовать всю неделю, больше того, что тот уехал в Турцию, где в экстренных случаях до него можно дозвониться по номеру в Бодруме между двенадцатью и часом дня и вечером после девятнадцати. Затем автоответчик сообщил имя и номер телефона психиатра, который тем временем подменит Обермана.

Немного обеспокоенный, Лукас решил попытаться найти самого Обермана. И позвонил в Бодрум:

— Что вы делаете в Турции?