Дамасские ворота
Шрифт:
— Правда, — ответил Лукас. — Не хочешь выпить, я угощаю?
— Не увлекаюсь, — ответила Сония. — Впрочем, может быть, дамы хотят. Дамы?
Лукас внезапно обнаружил, что его окружили женщины скандинавской наружности, которые, похоже, были не прочь выпить, что те и поспешили подтвердить. Так что вечер обойдется ему дорогонько.
Лукас наклонился к уху Сонии, чтобы перекричать автомат, который играл «Лафайет» Каунта Бейси:
—
— Почему бы мне не быть здесь? Я тоже еврейка.
— Неужели?
— Что значит «неужели»? Считаешь, слишком темная кожа для еврейки? Это подумал?
— Нет. Просто странно, что ты приехала в Израиль изучать ислам. Ведь ты живешь в Иерусалиме?
— Да.
— Собираешься сегодня возвращаться?
— Автобусом в половине третьего.
— Не стоит. Позволь подвезти тебя, — предложил Лукас.
Поколебавшись, она согласилась:
— Было бы неплохо. Спасибо.
— На автовокзале тоскливо в такое время, — сказал Лукас.
Они вышли вместе. Ночная толпа занимала уличные столики кафе «Орион» напротив «Мистера Стэнли». Описать эту публику можно было одним словом: подозрительная. Когда Лукас и Сония проходили мимо, оживленная, свистящим шепотом, уличная торговля затихла — к ним приглядывались. Ближние к ним типы предпочитали пастельных тонов одежду в обтяжку, у многих были крупные волосатые запястья.
— Долгосрочную визу получить легко, — говорила Сония. — А Тарик Бергер живет здесь.
— И он суфийский учитель?
— Он последний. Тебе нужно познакомиться с ним.
— Я бы с удовольствием.
Она внимательно посмотрела на него:
— В сущности, я могла бы свести тебя с кое-какими очень интересными людьми здесь. Если окажешь мне услугу.
— Какую?
— Еще раз подкинуть меня завтра. В Сафед, и помочь привезти оттуда друзей. С книгами и вещами.
— Хорошо, — сказал Лукас. — Это я могу. О’кей. Договорились.
— Наш пианист хочет переехать в Иерусалим. Он принадлежит к одной религиозной группе в Сафеде. Эти люди могут быть интересны для тебя.
— Отлично, — сказал Лукас.
По дороге в Иерусалим они сбили шакала, перебегавшего шоссе. Его предсмертные повизгивания долго преследовали их.
— Не выношу таких вещей, — сказал Лукас. — Теперь будет мне сниться.
— Да, ужасно. Мне тоже.
Некоторое время спустя Лукас сказал:
— Мне честно понравилось, как ты поешь. Надеюсь, не думаешь, что это просто лесть.
—
— Что, нельзя даже упомянуть, какая ты действительно прекрасная джазовая певица?
— Нет.
— Ладно. На газеты я не работаю.
Она подробнее рассказала ему о вест-сайдском суфийском андерграунде — в Нью-Йорке, не в Иерусалиме, — о «Догбер-риз» и выступлениях в Нью-Йорке.
— Ты в Бога веришь? — спросил он.
— Господи! Ну и вопрос.
— Ну извини. Мы ведь говорим о религиозной одержимости.
— Вот что я думаю, Крис. В отличие от пустоты здесь, там кое-что есть. Замысел.
— То есть?
— То и есть. И этого более чем достаточно.
— О, это мне нравится! — сказал Лукас.
Мнение вполне знакомое, подумал он, но высказано было мило. В нем зашевелилась симпатия к ней.
— Родители у тебя верующие? — спросил он.
— Мои родители были американскими коммунистами. И атеистами.
Лукас взглянул на нее, и его пронзило ощущение какой-то внутренней их близости. В ней смешались две расы, и она была дитя старых левых. Достаточно было увидеть ее лицо, чтобы ощутить это.
— Но это тоже вера, — сказал он.
— Конечно. Коммунисты верят, что все подчиняется замыслу. И что человек может быть частью его. Они верят в лучший мир.
— Тот, в котором они будут командовать.
Она перевела на него спокойный взгляд, чья строгость смягчалась тенью усталого юмора. Как она умна и хороша, подумал Лукас. И позволил себе вообразить, что нравится ей.
— А ты, Крис? Расскажи о себе.
— Ну, отец был профессором в Колумбийском. Родом австриец. Мать — певицей. Потому-то, наверно, мне и нравится слушать пение.
— Отец — спрей?
— Верно. А у тебя кто?
— Мама.
— Ну что, проходишь. А вот меня наши мудрые предки отсекли.
— А тебе не все ли равно? — спросила она. — Или ты верующий?
— Воспитывался в католической вере.
— Значит, и сейчас остаешься католиком, так?
Лукас пожал плечами.
— Вот, смотри, — сказала Сония и, вырвав страничку из блокнота Ближневосточного агентства, написала адрес. — Заберешь меня завтра здесь, оттуда поедем в Сафед и встретимся с человеком, который может быть тебе интересен. Перевезем его в Иерусалим. А по дороге сможешь спрашивать его о чем угодно.