Дамский негодник

Милевская Людмила Ивановна

Глава 15

Случилось то, чего боялась Далила: ночью она плохо спала. Долго вообще не могла уснуть, лишь закрывала глаза, видела заплаканное лицо Анфисы, молящей о помощи.

«Девушка была напугана, а я ей не помогла, — ругала себя Далила, — а ведь она звала меня. Прояви я сочувствие, и Анфиса была бы жива».

Как и предполагала Далила, на следующий день она в своем кабинете дремала — оказалась не в той форме, которой требовали сложные пациенты. И Куськина мать

к ним в придачу.

Однако в этот раз Генриетта Карловна была необычайно скромна, молчалива и даже задумчива. Самсонова добросовестно пыталась ее разговорить, выводя на тему «Он, Изверг, сосед», но Куськина вдруг заявила:

— Ах, Далила Максимовна, не стоит пока обо мне.

Самсонова ушам своим не поверила.

— Почему? — поразилась она.

— Потому что я прежде решила отплатить вам добром за добро, — с патетикой воскликнула Куськина, придушивая в объятиях свою несчастную собачонку.

Впрочем, безразличная ко всему собачонка на смертельность объятий не обратила внимания, она мертвецки спала. А вот подремывающая Самсонова мигом проснулась. Она уставилась на Генриетту Карловну и настороженно осведомилась:

— Каким образом вы собираетесь отплатить за мое добро?

Куськина с гордостью возвестила:

— Заметив, что вас интересует гибель Анфисы, я провела тщательное расследование.

— И что же?

— Девчонку убила женщина.

— Женщина?! — поразилась Далила.

Генриетта Карловна погладила собачонку и царственным кивком подтвердила:

— Именно.

— И как же вам удалось это узнать?

— Помните, я вам рассказывала про этот ужасный случай? Ах, я даже краснею, когда говорю про него.

— Про какой, простите, случай вы мне рассказывали, — спросила Самсонова, с трепетом осознавая, что ужасного случая-то как раз и не помнит.

А помнить должна бы: Куськину мать трудно в краску вогнать.

Генриетта Карловна разобиделась.

— Ну, Далила Максимовна, ну как же могли вы забыть? — с укором вопросила она, нервно тиская свою сонную собачонку. — Согласитесь, не каждый день с благородными дамами такие конфузы случаются.

В этом месте собачонка проснулась, с презрением глянула на хозяйку и погрузилась в безразличную дрему опять. Самсонова с трудом скрыла улыбку.

— Не каждый день с благородными дамами конфузы случаются, — на всякий случай подтвердила она, имея надежду в процессе узнать, что за конфуз постиг Генриетту Карловну.

Та же вводить ее в курс дела не спешила: более того, она начала делиться нахлынувшими вдруг впечатлениями.

— Ах, лицо даже горит! До сих пор хожу как в тумане! А как тогда, утром, мне было стыдно! — закатывая глаза, призналась Куськина и страстно чмокнула в закудрявленный лоб свою собачонку. — Стыдно и противно до мозга костей! — неистово заключила она.

Самсоновой, и как «инженеру человеческих душ», и как обычной женщине, стало понятно: вспоминает об этом стыде Куськина с тем озорным удовольствием, с которым приличные

дамы совершают постыдное, но очень приятное.

— Так что же с вами случилось? — спросила она, рассчитывая на откровенность, на которую Генриетта Карловна никогда не скупилась.

— Ах, Далила Максимовна, — игриво погрозила пальцем Куськина мать, — вы настоящая женщина!

Самсонова не отпиралась.

— Очень на это надеюсь, — сказала она, — но хотелось бы знать, что дало тому подтверждение. Что навело вас на эту очевидную мысль?

Генриетта Карловна капризно пожаловалась:

— Только настоящая женщина умеет по-дружески мстить. Признайтесь, я вам надоела?

У Самсоновой едва не сорвалось с губ: «Еще как надоели!»

Слава богу, Куськиной было не до нее. Она тут же с укоризной воскликнула:

— Вы хотите заставить меня второй раз рассказать ту гадость, которая со мной приключилась. Это жестоко! — с пафосом заключила она и прозаично добавила: — Но ради вас расскажу.

— Да нет же, я не хочу, — простонала Далила. — Вы можете всего лишь напомнить тот день, когда с вами, простите, приключилась та гадость.

— Гадость приключилась как раз в тот самый день, когда погибла Анфиса, но сразу вам рассказать я не могла. Мы долго не виделись. Не по вашей, не по вашей вине, — торопливо добавила Куськина.

Самсонова в счастье свое не поверила и мысленно поразилась: «Мы с ней долго не виделись? Неужели такое было? Когда? Что-то я не заметила».

Генриетта Карловна между тем со смаком продолжила:

— Но как он меня измотал, негодяй! Как измотал! Бессовестно мной, мерзавец, попользовался!

— Да о ком вы? — удивилась Далила. — Неужели об Изверге? Вы о своем ловеласе соседе?

Генриетта Карловна ошалела:

— Что? Совсем не помните? Ничего?

Впрочем, на смену осуждению явилось сочувствие. Куськина мать посетовала:

— У вас и без меня много дел, я сама виновата, не слишком подробно вам рассказала. Но все же достаточно, чтобы понять. А поняв, вы бы запомнили, — все же не удержалась от упрека она.

«Бог мой, — испугалась Далила, — она мне что-то рассказывала, и наверняка очень подробно. Иначе она не умеет. А я ничего не помню. Как такое возможно? Видимо, это было в тот день, когда мне приснился кошмар с Анфисой. Тогда я была сама не своя и Генриетту не слушала, а она пришла возбужденная. Так что же с ней приключилось?»

Далила с улыбкой заверила:

— Разумеется, я все помню. Разве это можно забыть?

— Ну, слава богу, — с облегчением рявкнула Куськина и с напором добавила: — Но, если вы, конечно, не против, я опять расскажу.

— Разумеется, для этого я здесь и сижу.

Генриетта Карловна затрясла головой:

— Да-да, вы лучший в Питере специалист. А у меня в связи с этим случаем возникли странные ощущения. Хотелось бы в них разобраться.

— Давайте разберемся, — согласилась Далила, приобретая суперрабочий вид.