Дань кровью
Шрифт:
— Увидев такое чудо, чего раньше он о своей сабле не знал, Али так ей сказал: «Зульфикари, вернись, чтобы это не было противно Богу».
Время обучения кончилось. Пришла пора возвращать долги султану. В последний день пребывания в Брусе перед отправкой ко двору султана в столицу Оттоманской империи Эдирне, бывший византийский город Адрианополь, всего несколько лет назад отвоеванный турками у греков, Саид оделся в чистую одежду и пошел в мечеть-джамию. Оставив обувь у входа в храм, он ступил босыми ногами на чистый ковер, устилавший весь пол. На белых, некрашеных стенах джамии отсвечивали направленные в сторону восхода солнца две толстые свечи из жира, а между ними находилась глубокая ниша — михраб. Посредине джамии было возвышение — минбар. Саид сел на ковер рядом с пожилым турком и весь превратился в слух. Сидя на минбаре, какой-то юноша читал Аль-коран Мухаммеда. Когда он закончил,
— Вера, вера Мухаммеда выше всех иных. Молитесь за все души и за тех, которые воюют против гяуров. А когда увидите их, возвращающихся к себе, воздайте им честь и мир, целуя руки и ноги, и вы все будете участниками этой войны и угодите Мухаммеду. Ведь всемогущий Аллах дал нам саблю, чтобы мы оборонялись и уничтожали неверных.
Эти слова Саид напрямую отнес к себе. Он весь задрожал. Лоб его покрылся испариной. Взглянув вверх, где должно быть небо, он омыл руками лицо, поднялся и тихо вышел из мечети. Вера его была тверда.
Король венгерский Людовик Великий находился в самом расцвете своего могущества. Многие европейские государи вздрагивали лишь при одном упоминании его имени. И если бы не авиньонское пленение римских пап, благодаря которому французские короли практически вершили не только мирские, но и духовные дела на старом континенте, быть бы Людовику давно уже императором Священной Римской империи. Впрочем, и без этого титула слово его в католическом мире значило многое. А ежели обратить взоры на юго-восток, где обосновались раскольники-православные, то и совсем прекрасно все было для Людовика. Разве только Иоанн Палеолог не был его вассалом. Здесь, однако, Людовик должен был зажать свое честолюбие в кулак — один государь не может быть одновременно вассалом двух других монархов, пускай и равных по могуществу. Зато остальные Балканские земли всецело принадлежали его короне. И Дубровник, с его выборным князем, и Сербия с ее набирающим силу князем Лазарем, и Босния с ее строптивым баном Твртко, и Тырновское царство с царем Шишманом. А теперь вот и еще одно Болгарское царство — Видинское. Долго противился царь Стратимир воле Людовика. Умело отражал его набеги. Но сила, наконец, взяла верх. Видин пал к ногам победителя. Сам царь Стратимир был пленен ратниками Людовика и вывезен с двумя дочерьми в один из городов Загребского епископства. Несколько лет промаялся он в католическом плену, пока в конце концов, измученный и безразличный к дальнейшей своей судьбе, не признал себя вассалом Людовика. Лишь после этого ему было высочайше разрешено вернуться на царствие в Видин, но в качестве заложниц, как гарантию послушания отца, Людовик оставил при своем дворе и отдал в свиту королевы Елизаветы обеих дочерей Стратимира. Тактика эта была проста, но действенна, проверена уже не раз на семье бана Твртко. Впрочем, пожаловаться на свою судьбу царевны не могли — отношение к ним было соответствующим их званию. Имели они и своих учителей, и своих служанок. Вскоре старшая царевна, однако, умерла, а младшая — Доротея — заскучала и на глазах стала чахнуть и увядать. И тогда Елизавете пришло неожиданное решение.
— Ваше величество, — обратилась она к своему венценосному супругу, — мне кажется, что прежде, чем этот цветок окончательно завянет, его нужно облагородить.
— Что ты имеешь в виду, моя королева? — свел густые рыжие брови Людовик.
— Я имею в виду то, что Доротею пора выдать замуж.
— Может быть, ваше величество, вы уже знаете и за кого? — судя по тону, Людовику понравилось предложение жены.
— Да вот хотя бы за моего братца, бана Твртко, — она немного помолчала. — Пора уже и Боснийской бановине обзаводиться наследником.
— Что ж, так тому и быть! — воскликнул Людовик и хлопнул в ладоши.
Вошел слуга.
— Писаря ко мне.
В тот же день в Сребреницу к бану Твртко был послан гонец с королевской грамотой. В грамоте повелевалось бану срочно явиться ко двору Людовика ради устроения личной жизни Твртка. Твртко знал Доротею как саму добродетель. И против брака с нею не возражал. Свадьба была назначена на 8 декабря в Илинцах. Тут же во все концы Балканских земель были разосланы гонцы с приглашением на свадьбу бана Твртка и царской дочери Доротеи.
Наступила великая неделя — подготовка к свадьбе. Разумеется, свадьбу устраивали по славянским обычаям — сама Доротея готовила себе платье для венца. Людовик с Елизаветою одарили невесту богатыми дарами. После этого Твртко прислал за Доротеей свою карету. Отвезли ее в замок Елены, Твртковой матери, где и заканчивались свадебные приготовления: было украшено свадебное деревце,
Приближалось 8 декабря 1374 года, день свадьбы. В Илинцы съехались приглашенные — король Людовик Великий с супругою, царь видинский Стратимир, отец невесты, князь Лазарь с княгинею Милицей, их дочь Мара с мужем Вуком Бранковичем. Были приглашены и послы иноземные. Все — в дорогих, расшитых золотом одеждах, с серебряными пуговицами, на которых оттиснуты были фамильные гербы. Были тут и знатнейшие великаши боснийские — Тепчия Милат с сыном Вукашином из Хумского града Слано; князь Павле Раденович; жупан Радич Санкович с братом Беляком, сыновья строптивого жупана Санко Милтеновича; воевода Влатко Вукович; князь Мирко Радоевич, логофет Владое, Хрвое Вукчич. Были и отцы духовные. Ради политической выгоды отрекся Твртко и изгнал со своего двора богомильского деда, дабы тот своими еретическими мыслями не смущал честных отцов церкви, ибо сам патриарх сербский Савва IV восседал за столом на почетном месте.
И вот почетный знаменосец развернул расшитое знамя, и многочисленная процессия во главе с женихом двинулась в церковь. Процессия невесты отправилась другою дорогой. Доротея была особенно хороша — в белой вуали, придерживаемой сверкающей тридцатью двумя серебряными пластинками почелицей, украшенной, кроме того, драгоценными камнями и зернышками бисера. Широкое платье из красного шелка обнажало тонкую белую шею и было декольтировано до середины груди. Подол отделан широкой золотой полосой с сетчатым орнаментом, усыпанным бисером. Рукава длинные, с прорезями под мышками. Широкий пояс из зеленого шелка был украшен таким же орнаментом.
Недолго мучил митрополит молодых своим духовным благословением. Вся процессия — теперь уже обе, объединенные в одну — направилась в замок, где намечалось проводить торжество. Царь Стратимир и бановица-мать Елена встречали молодых у ворот. Хор из себрских девушек, осыпая молодых серебром, пел принятую в таких случаях песню:
Идет сокол, ведет соколицу, славься матерь — златы тебе крылья…Пир начался. Вина венгерские и дубровницкие лились рекой, от яств болгарских и сербских ломились столы. Музыканты дули без устали в рога и били в барабаны. Смех и веселье не умолкали ровно семь дней. На восьмой день бан Твртко пригласил всех гостей на ристалище. Намечались ратные игры-поединки.
Посредине поля вбили шест, к которому приделана была доска шириной три, а высотой пять футов. На краю поля один за другим выстроились сорок всадников в ожидании начала игры. У каждого в руке был длинный тонкий шест. Одеты всадники были легко, без лат и кольчуг, что говорило о безопасности предстоящих игр. Возглавлял ратников-игроков старший сват на свадьбе бана. Появился Твртко с Доротеей, за ними почетные гости. Все уселись на заранее приготовленных скамьях. Потом вслед за гостями пришли и устроились на краю поля в небольшом отдалении музыканты-барабанщики со своими высокими барабанами. Твртко махнул рукой. По этому знаку старший сват поднял руку с шестом вверх. Слуги тут же принесли до восьмидесяти таких же длинных и тонких шестов. Положили их у ног коней. Наконец, старший сват крикнул и пустил коня галопом к центру поля, где был вбит кол с доской. Шест змеей извивался в его руке до тех пор, пока он, приблизившись к колу на полном скаку, не ударил по доске шестом. Искусство и смысл этой игры состояли в том, чтобы разбить шест одним ударом, не поранив при этом руку и удержавшись в седле. Это достигалось благодаря долгим и упорным тренировкам, и старший сват справился со своей задачей блестяще под одобрительный гул и аплодисменты гостей. Барабанщики издали воинственные кличи и забили в барабаны. Это послужило сигналом для остальных всадников. Они, выстроившись в цепочку один за другим, мчались к центру поля и с размаху единым ударом переламывали шесты. Старший сват вернулся назад. Его подозвал к себе бан Твртко, что-то шепнул ему на ухо, тот согласно кивнул. Сейчас же был дан знак одному из слуг. Тот подошел к лежавшим на земле шестам, выбрал два наиболее тонких, связал их бечевой воедино. Бросил стоявшему несколько поодаль свату. Тот поймал их на лету и стал ждать, когда последний всадник разобьет свой шест. После этого слуги убрали с дороги обломки шестов и помахали свату. Барабанщики смолкли. Глаза всех присутствующих на ристалище обратились к старшему свату. Он поднял вверх руку со связанными шестами, на секунду замер, а затем всадил коню в бок шпоры.