Дань смельчаку
Шрифт:
Пэндлбери, сгорбившись, сидел за столом, держа голову руками, иногда приподнимая ее, чтобы беспомощно оглядеть комнату, с выражением крайнего отчаяния на лице, не желая осознавать, что здесь произошло.
Чен-Куен подошел к нему, наклонился и, заглядывая ему в глаза, принялся что-то втолковывать, положив руку на плечо. Что бы он ни говорил, Пэндлбери это не нравилось, потому что он беспомощно покачивал головой, ничего не отвечая.
Повысив голос, словно бы для того, чтобы подчеркнуть важность своих слов, Чен-Куен заявил по-английски:
— Но,
Пэндлбери кивнул и в прострации вышел. Чен-Куен, слегка нахмурившись, следил за ним взглядом. Потом вытащил из коробки сигарету, и живой, подвижный китаец в груботканом черном костюме дал полковнику прикурить. Видимо, это и был тот самый Пай-Чан, о котором шел разговор. Китайцы стали перебрасываться фразами на родном языке.
— Нам пора, — сказал Чен-Куен. — Я и так выбился из графика. Оставляю здесь все на тебя. Что делать, тебе известно. Доложишь завтра.
— А что делать со стариком? — спросил Пай-Чан. — Забрать его с собой или здесь оставить?
Чен-Куен покачал головой:
— Больше это место нам не понадобится. Что до Пэндлбери... — Он вздохнул, словно действительно сожалея: — Сломался человек. Потерял веру, а это опасно.
— То же, что и с этим? — спросил Пай-Чан.
— Думаю, твой подход разумен.
Мы остались втроем. Я попытался немного пошевелиться, и это моментально приковало их внимание. Чен-Куен кивнул Пай-Чану, который подошел ко мне и безо всяких усилий рывком поставил на ноги.
— Дражайший Эллис может присесть, — произнес полковник. — А то выглядит как-то нехорошо.
Пай-Чан швырнул меня в кресло, а Чен-Куен присел на угол стола.
— Все тот же старина Эллис — жестокий и непредсказуемый. Сколько трупов ты оставил в Марсворт-Холле?
— Всего один, — ответил я. — Ту сволочь, которую ваш приятель Пэндлбери нанял, чтобы меня ликвидировать. Неужто не могли нанять никого получше? Этот-то совсем придурок. Такого через пять минут насквозь видать.
Китаец вздохнул:
— Эллис, пойми: когда приходится работать с подручным материалом, берешь, что попадается, вот Пэндлбери и взял. Кстати сказать, я на этого парня не закладывался. Как и на Пэндлбери, хотя все прихожане считают его новым мессией.
Это я пропустил мимо ушей.
— Что вы сотворили с Сен-Клером?
Он не попытался уклониться, хотя вполне мог бы это сделать. Только сказал:
— Ладно, Эллис, карты на стол. Выкладывай, что ты сам думаешь.
— С удовольствием, — сказал я. — Сейчас получишь. Слава Богу, кому следует, о тебе все известно. Поэтому счетчик, можешь быть уверен, включен.
На это он никак не отреагировал, а просто встал со стола и вышел, оставив со мной Пай-Чана. Без особых надежд на успех я попытался освободить кисти рук: они оказались профессионально стянуты очень тонким, врезающимся в плоть шнуром. Стоило Пай-Чану заметить,
Удовлетворенный проведенным осмотром, он снова уселся на край стола, вытащил сигарету и прикурил, оставив меня наедине с собственными мыслями. Довольно-таки мрачными, надо заметить. По правде сказать, с какой стороны ни глядеть на мое положение, оно представлялось совершенно безнадежным.
Через несколько минут появился полковник. Он быстро подошел к столу и тоже присел на край. Дружелюбно улыбнулся.
— Итак, Эллис, все открылось, как любят говорить персонажи мыльных опер.
— Что именно?
— Сейчас я совершенно точно представляю себе ситуацию. Она очень проста. Пришлось всего лишь переброситься парой слов с доктором Сен-Клер. Объяснил, каковы будут для тебя последствия, если она откажется говорить правду. — Он покачал головой. — Вы двое — единственные, кто знает о Пэндлбери и этом месте. А ты, Эллис, оказывается, скрытен.
Говорил он словно старый добрый учитель, выговаривающий расшалившемуся ученику. Сказал бы я ему пару ласковых, да проку от этого ждать не приходилось.
— И что дальше?
— Девушка отправится со мной. Преподнесу сюрприз ее братцу. Но с тобой, Эллис... — Он в очередной раз вздохнул. — С тобой на сей раз покончат. Завершат то, что когда-то не довели до конца.
— С самого начала идейка попахивала гнильцой, — сказал я. — Да и шансов было пятьдесят на пятьдесят.
— Зато сейчас они все на моей стороне, — усмехнулся Чен-Куен. — Пусть уж лучше Сен-Клер считается официально мертвым и лежит где-нибудь — тихо, мирно... Нас поторопили — и вот результат: неприятности. В нужных местах надавили, и пришлось действовать опрометчиво, но это, как говорится, совсем другая история, и тебе она неинтересна.
— Скажи только вот что: кого вы подкинули заместо Сен-Клера?
— Он служил боцманом на панамском пароходе. Сюда его привезли нелегально, из Антверпена. Никто не станет его искать, потому что он никогда здесь не был.
— А Шейла Уорд? — Спрашивать об этом было очень больно.
— Четыре года она работала на нас.
— И все-таки вы ее убили.
— Для нас она более полезна — не знаю, может быть, ты сможешь подобрать эпитет получше — в мертвом виде, чем в живом.
— Сволочь ты, — сказал я. — Ведь в конце концов твоя идея не сработала, а девушку убили...
— Но генерал все еще у меня, а больше ничего и не требовалось. На войне как на войне. Наши стороны вовлечены в нее, хотим мы этого или нет; на войне люди умирают, а как они это делают — не валено. Мы победим, вы проиграете. И все потому, что история на нашей стороне.
Как странно: эти слова я уже слышал однажды, но тогда их говорила Мадам Ню. Те же фразы, та же напыщенность, та же неколебимая уверенность в идее.
Полковник встал, затушил сигарету и официальным тоном произнес:
— Сейчас же, боюсь, должен буду вас покинуть.