Данэя
Шрифт:
— А с детьми мне разрешат играть?
— Да — тебя только обследует врач, и будет можно: уже завтра, с утра.
— Тогда я останусь. Мама, а ты?
— Меня ждет Отец.
— Пойдем обедать, Эя, — напомнила Ева.
— Извини, мне совсем не хочется. Полечу я. Только попрощаюсь с дочкой. Ты проводи меня до аэрокара, поговорим еще немного.
…- Спасибо, что ты ее оставила со мной. — Они уже стояли возле аэрокара. — Так хорошо мне с ней.
— Побудьте вместе.
— Она удивительно
— Дети разных возрастов у вас мало общаются. Это плохо. Мои росли вместе; Сын заботился о сестре, знал, что он — старший. Мне столько еще тебе о них рассказывать.
— Они, должно быть, и дают тебе силы. Счастливая ты, все-таки — несмотря ни на что!
— Да, Ева. И за это я благодарна вам: Лалу и тебе. Пока, Ева! Открой свою внешнюю связь. Будем вместе!
— Будем, сестра.
— Еще вот что: я записала весь наш разговор — разрешишь дать запись Дану? Или хочешь, чтобы я ее стерла?
— Нет. Ему — дай!
— Ну, все! До встречи, сестра. Прилетай поскорей: мы покажем тебе Сына.
— Спасибо тебе — за все. Привет мой Дану!
47
Озеро знакомыми очертаниями распростерлось внизу. Дан посадил аэрокар и, выскочив из кабины, сбежал к берегу.
Как давно был он здесь. С Лалом. Там, вдалеке, остров, где прошла будто приснившаяся ночь с Лейли. Он был тогда другим, а Лал жив.
— Отец! Красиво-то как! — другой Лал, его сын, стоял сзади.
Робот быстро развернул палатку. Они спустили на воду надувные лодки, погрузили снасть. Озеро, несмотря на нерабочий день, было почти пусто — лишь одна лодка маячила невдалеке.
Поначалу поставили лодки рядом. Разделись, подставив тело солнцу, ощущая воздух всеми порами. Дан наладил удочки, помог Сыну. Закинули и стали ждать.
— Что такое? Почему совсем не клюет? — разочарованно произнес Сын.
— Ничего: попозже, к вечеру начнет. Давай-ка разъедемся. Попробуй поработать спиннингом.
— Я поплыву к большому острову.
— Давай! Когда-то у меня там брала щука. На такую точно блесну: возьми-ка!
— Зачем — две?
— Про запас: там у берега водоросли — могут быть зацепы.
Вода казалась застывшей. Кивки тоже — так, что надоело смотреть. Дан налил чаю из термоса, попил не торопясь.
Лодка с одиноким рыбаком снялась с места, приблизилась к нему.
— Клюет? — спросил рыбак, поздоровавшись.
— Мертво. А у тебя?
— Тоже. Только время зря теряю!
— На что ловил?
— Да почти все перепробовал.
— Может, позже начнет?
Рыбак махнул рукой:
— Вечером вчера не клевало, и сегодня утром ничего: я в четыре часа начал. Впустую! Улечу сейчас куда-нибудь еще — давно пора! И так, уже никто здесь не остался. Не собираетесь тоже?
— Нет. Я слишком давно тут не был.
— Ну, как знаешь. Удачи! — Хорошо, что не узнал: лицо затенено большим козырьком.
Значит, надеяться почти не на что. Жаль: так хотелось испытать захватывающее чувство азарта и удачи, ощущения сопротивления пойманной рыбы, натянувшей леску. Но улетать он, в любом случае, не собирался.
Лал ждал его когда-то здесь, — а он был там, на острове: Лейли пела ему и дарила себя. Сын уплыл туда — к острову. Его уже совсем не видно.
Солнышко приятно пригревало. Сбросив еще пару глиняных «бомб» для прикормки, Дан лег на дно лодки, незаметно забылся дремотой.
…Внезапно что-то будто толкнуло его. Еще не совсем очнувшись, он сел и начал озираться вокруг. И вдруг увидел: лодка Сына качается на воде. Пустая!
Он испуганно схватился за радиобраслет:
— Сын! Сын, отзовись! Где ты! Сын!
Сын отозвался не сразу.
— Я на острове, Отец. Что-нибудь случилось?
— Я испугался. Твоя лодка далеко от берега, и тебя в ней не было.
— Я забыл ее привязать. Пришли мне, пожалуйста, большую палатку, одежду и робота с едой.
Что?! И он вдруг вспомнил все: понял.
— Ты один? — спросил он с какой-то робостью. Сердце учащенно колотилось.
— Нет.
— Сейчас пришлю. — Он поспешил на берег, надул плот и сам перетащил на него все.
С того дня, как побывала у них, она часто прилетала сюда.
Дни были до отказа заполнены — она и Поль работали как одержимые, готовя «Бранда». Но параллельно, ни на минуту не прекращаясь — мысли: о себе, о Дане, Эе, их детях. Она никуда не могла деться от них. И все чаще тянуло туда, где прошла единственная, невероятная, прекрасная ночь. Ночь с Даном. Здесь — в тишине, одиночестве, подолгу сидела она, вновь и вновь вспоминая, думая.
…Отплыв на достаточное расстояние, Лал прицепил данную Отцом блесну и встал во весь рост.
Первые несколько забросов не дали результатов. Вспоминая то, что говорил и показывал Отец, он повторял их, приближаясь к острову. И уже вблизи от него рыба взяла.
Леска натянулась до предела. Замирая от волнения, Лал осторожно подтягивал ее, держа палец на кнопке моторчика, крутившего катушку. И не поверил своим глазам, когда увидел рыбину, подхваченную подсачником. Щука! Не маленькая. Вот они какие!
Он снова прицелился, забросил. Ничего. Снова, и еще раз, и еще.
И опять натянулась леска, прогнулось удилище. Снова удача! Идет еще тяжелей, чем первая. Чтобы не оборвать леску, приходится то включать моторчик, то отпускать тормоз. Сколько в ней силы! Ну же!