Даниил Московский
Шрифт:
— Ты мудро рассудил, Сатар. Когда правое крыло обнажит сабли и насядет на тебя, оно непременно повернётся ко мне боком, я пошлю на него темников Сургана и Надира. Тохта не выдержит паники, тут я с тремя тысячами вступлю в сражение. Мы одолеем Тохту и заставим его бежать, как трусливого шакала.
На дальние курганы выскочили первые всадники, крутнули коней и исчезли, а вскоре в степи появились сотни и тысячи воинов. Они выстроились в боевой порядок, подняли бунчуки, застучали в тулумбасы.
Орда пошла на орду.
Сшиблись. Зазвенел металл, лязгала сталь сабель, визжали и хрипели воины. Ржали, грызли человека дикие татарские кони. Степь кричала и стонала, щедро лилась кровь, под конскими копытами трещали кости воинов.
В битве сцепились две конные силы, и никогда прежде не доводилось видеть Любомиру такой жестокой сечи. Накануне боя мурза Чета сказал русским гридням:
— Кто приведёт хану на аркане ослушника Ногая, тот, милостью величайшего, будет вознаграждён.
— Зрите, Ногай на кургане! — выкрикнул Любомир и первым толкнул коня в сечу. За ним помчались другие гридни. — Заедино держитесь! — подал голос Любомир и занёс меч.
Долго рубились русичи, и там, где гуляли их мечи, пролегали улицы. К исходу боя половина русичей пала под татарскими саблями.
Сначала бой склонялся в пользу Ногая. Вот качнулось левое крыло орды Тохты, но вскоре выровнялось. Не повернул хан Тохта и чело. Тогда ударили по нему ногайцы, задев и правое крыло. Будто изогнулось золотоордынское воинство, но спустя время выровнялось.
С тревогой следил за сражением Ногай. Так, как он рассчитывал, бой не получился. И тогда хан сказал:
— Пора!
Приняв из рук нукера шлем, надел и, подняв руку в кожаной рукавице, дал знак тысячникам.
Три тысячи воинов, подчиняясь ханскому приказу, гикая и визжа, помчались в сражение.
Прищурившись, взирал на битву Тохта. Он видел, как упорно наседают на него ногайцы. Но вот хан заметил и другое — в сражение вступил сам Ногай.
— Егудай, кажется, Ногай задыхается, — сказал Тохта.
— Он задохнётся, когда я пошлю на него ещё два тумена.
— Ты это сделаешь сейчас?
— Я подожду, когда за спиной Ногая окажутся темники, какие отправились в обход.
— Но почему они задерживаются? Не опоздают ли?
— Я ожидаю их, когда солнце перевалит половину своего пути.
— Ха, — выдохнул Тохта, — но это скоро...
Они появились совсем неожиданно для Ногая. Свежие, совсем не измотанные тумены. Их удар был настолько стремительным, что ногайцы перестали сопротивляться. Они попятились, заметались. Ногай вздыбил коня. Кто-то из нукеров ухватил его повод, потащил из боя. На нукеров наскочил Любомир, ударил одного. Краем глаза успел заметить, как в него метнули аркан. Упал на гриву. Петля пронеслась над ним. Мелькнула мысль: миновал плена.
На Любомира наскочили два ногайца, а хан занёс саблю. Отбив удар, гридин сшибся с Ногаем. Хан хоть и стар, а рубился ловко. Но на подмогу Любомиру подоспели товарищи. Они срубили ногайцев, прикрывавших хана, а Любомир, извернувшись, достал Ногая...
Рассеяв и уничтожив большую часть Ногайской орды, Тохта потерял интерес к сражению. Он дожидался, когда к нему пригонят, как побитую собаку, того, кто вздумал называться ханом. Тохта станет глумиться над своим недругом и на устрашение всем этим толпившимся за хвостом его коня мурзам и темникам заставит Ногая встать на колени.
— Егудай, почему не ведут Ногая? — спросил у темника.
— Великий хан, — темник потупил голову, — его зарубил в бою русич. Он привёз тебе голову непокорного.
ЛицоТохты искривилось в гримасе, он хлестнул темника плетью.
— Где этот гридин?..
Любомир спешился, поцеловал землю у копыт ханского коня. Тохта дышал тяжело, замерла его свита.
— Ты не исполнил моего повеления, русич!
Любомир поднял голову, смело взглянул хану в глаза:
— Величайший из величайших, Ногай погиб как подобает воину, с саблей в руке.
Тохта поднял плеть, но удара не последовало. Голос хана был хриплым:
— Ты не притащил мне живого Ногая, а совершил над ним суд, какой вправе вершить только я, а потому я казню тебя.
К Любомиру подскочили нукеры.
— Поступите с ним так, как он с Ногаем.
Нукеры кинулись на гридня, но тот оттолкнул их:
— Не троньте, сам пойду!
Княгиня Анастасия лежала на высоких подушках, и мысли её были далеко, там, где в Дикой степи хан казнил Любомира. О том поведали гридни, поздней осенью воротившиеся из Орды.
Говорят, беда не ходит в одиночку, княгиня в том убедилась. Для кого теперь жить, задавала она не раз себе этот вопрос. Почему не убилась тогда, падая с лошади?
Скрипнула дверь, и в опочивальню вошёл князь Андрей. Анастасия насторожилась. Он уселся в её ногах, долго молчал. Она ни о чём не спрашивала. Пожалуй, Анастасия знала, какой разговор поведёт Андрей Александрович. Последнее время он избегал княгини, все дни был пасмурным, готовился к зимнему полюдью.
Князь вздохнул:
— Ты не убереглась, Анастасия, и горько наказала меня.
— Аль я того хотела, княже Андрей Александрович?
— Сколь лет ждал я.
— Видно, так Богу угодно.
— За чьи грехи? — усмехнулся он.
И в опочивальне снова наступила тишина. Наконец князь промолвил:
— Кому стол наследовать?
Что она могла ответить ему?
— Когда я брал тебя в жёны, то мыслил о сыне, но ты долго жила пустым цветом.
— Моя ли в том вина?
— Господь рассудит.
Сказал князь и будто хлыстом ударил княгиню. Она сжалась, попросила: