Данте. Демистификация. Долгая дорога домой. Том I

Казанский Аркадий

Dinanzi a me non fuor cose createse non etterne, e io etterno duro.Lasciate ogne speranza, voi ch'intrate». [9]ДРЕВНЕЙ МЕНЯ ЛИШЬ ВЕЧНЫЕ СОЗДАНЬЯ,И С ВЕЧНОСТЬЮ ПРЕБУДУ НАРАВНЕ.ВХОДЯЩИЕ, ОСТАВЬТЕ УПОВАНЬЯ. [9]

Предыдущие три терцины представляют собой надпись над вратами Ада. Это – клятва человека, которого приобщают к некоей тайне, под грифом: – «Совершенно секретно»; это клятва и самого Данте: – «Донести до людей правду, только правду и ничего кроме правды об увиденном».

По христианской мифологии, Ад сотворен, чтобы служить местом казни для падшего Люцифера. Он создан раньше всего преходящего; древней него лишь вечные созданья (Небо, Земля и Ангелы), он пребудет наравне с Вечностью, так что никакой надежды (упованья) изменить этот порядок вещей у человека, входящего в него, нет.

Данте умозрительно путешествует по Звёздному Небу, где всё вечно и таковым пребудет наравне с вечностью. Здесь звучит ещё одно предостережение: – «Когда ты окончил свои земные дни, далее ты уже не властен над своей судьбой, так что можешь оставить надежды и упования на произвол следующих поколений». Судить тебя будет не Бог, не «справедливый суд истории», а обычные земные люди со своими интересами, страстями, предпочтениями. Поэтому так важны будут для тебя твои земные дела и то, как о тебе будут вспоминать люди. Помни об этом, мой дорогой Читатель!

Queste parole di colore oscurovid» "io scritte al sommo d'una porta;per ch'io: «Maestro, il senso lor m» `e duro». [12]Я, прочитав над входом, в вышине,Такие знаки сумрачного цвета,Сказал: «Учитель, смысл их страшен мне». [12]

Данте, увидев эти слова, понял их страшный смысл, изложенный выше. Знаки сумрачного цвета – действие происходит на ночном Звёздном Небе, на котором, как на чёрной грифельной доске, еле видными точками светящихся звёзд начертана эта надпись.

Ed elli a me, come persona accorta:«Qui si convien lasciare ogne sospetto;ogne vilt`a convien che qui sia morta. [15]Noi siam venuti al loco ov'i» t'ho dettoche tu vedrai le genti dolorosec'hanno perduto il ben de l'intelletto». [18]Он, прозорливый, отвечал на это:«Здесь нужно, чтоб душа была тверда;Здесь страх не должен подавать совета. [15]Я обещал, что мы придем туда,Где ты увидишь, как томятся тени,Свет разума утратив навсегда». [18]

Вергилий, видя страх Данте, советует ему утвердить свою душу и не слушаться совета страха.

Отправившись в дальний путь – туда, где томятся забытые тени (утратившие навсегда свет разума), самое главное: – сохранить ясным свой разум среди бесплотных теней, навсегда его утративших – говорит он.

Быль моей семьи:

Отец пришёл в апреле 44-го, в сопровождении медсестры, опираясь на два костыля и подпираясь ещё палочкой. Правой ноге, с вырванными осколком снаряда связками под коленом, предстояло ещё долго заживать.

С трудом присев на низенькую скамеечку, перед раскрытой пылающей топкой лежанки, он протянул к огню озябшие руки. Мать хлопотала, ставя на стол нехитрую снедь. Ей помогала дочка Флоренса, 12 лет. Дочка Надежда, 9 лет, мыла картошку. Два лобастых сына – Вячеслав, 7 лет и Алексей, 5 лет, забившись в угол, рассматривали отца. За юбку матери держалась младшенькая, Татьяна, 3 лет.

Медсестра, оглядев нищую комнату, спросила мать: – «У вас в селе есть медпункт?»

«Надя!» – сказала мать: – «Проводи сестру».

Надя накинула на плечи фуфайку, сунула ноги в рваные сапоги и ушла с медсестрой в деревню.

«Где мои письма, Таня?» – вдруг спросил отец у матери.

Мать достала с полки стопку треугольничков, перевязанную ленточкой и протянула их отцу. Он бросил всю стопку писем, не развязывая, в огонь. Бумага медленно, будто нехотя, начала тлеть по краям. Отец, взяв кочергу, поворошил горящие поленья. Ярко вспыхнув, бумага быстро сгорала, оставляя на мгновение чёрные листочки, на которых проглядывали буквы, после чего рассыпалась в прах. Мать, молча, плакала сзади.

E poi che la sua mano a la mia puosecon lieto volto, ond'io mi confortai,mi mise dentro a le segrete cose. [21]Quivi sospiri, pianti e alti guairisonavan per l'aere sanza stelle,per ch'io al cominciar ne lagrimai. [24]Diverse lingue, orribili favelle,parole di dolore, accenti d'ira,voci alte e fioche, e suon di man con elle [27]facevano un tumulto, il qual s'aggirasempre in quell'aura sanza tempo tinta,come la rena quando turbo spira. [30]Дав руку мне, чтоб я не знал сомнений,И обернув ко мне спокойный лик,Он ввел меня в таинственные сени. [21]Там вздохи, плач и исступленный крикВо тьме беззвездной были так велики,Что поначалу я в слезах поник. [24]Обрывки всех наречий, ропот дикий,Слова, в которых боль, и гнев, и страх,Плесканье рук, и жалобы, и всклики [27]Сливались в гул, без времени, в веках,Кружащийся во мгле неозаренной,Как бурным вихрем возмущенный прах. [30]

Протянув руку Данте, Вергилий ввёл его через ворота со страшной надписью.

Войдя, поэт услышал в беззвёздной тьме такие вздохи, плач и крики, что поник душой. Это – город, охваченный войной, который скоро падёт.

Какофония услышанного вводит его в страх. Пушечная пальба, выстрелы мушкетов, ругань отчаявшихся защитников города, вопли и стоны раненых и умирающих. В полной тьме это сливается в единый гул, кружащийся и несущийся в пространстве. Это – голос войны. Люди здесь и души людей – всего лишь прах земной, гонимый и рассеиваемый бурным вихрем войны.

В то же время это и голос истории. Разобраться в обрывках этих наречий, ропоте и словах – достойная задача для того, кто считает себя историком. Время и место должно иметь каждое событие в веках, иначе, оторванное от корней, оно несётся в непроглядной мгле, как прах, поднятый и развеваемый ветром.

Я уже определился со временем и местом действия и надеюсь преодолеть бурные ветры и течения Комедии. События войны за Австрийское наследство гораздо ближе ко мне, события 1743 года и действующие лица XVIII века известны гораздо лучше, чем «тёмные средние века», чем 1299 год от Рождества Христова.