Дар Божий
Шрифт:
На площадке перед обрывом были ссыпаны в кучи груды строительного мусора, гнилые кочаны капусты, прочие дохлые растения. Миша заметил непривычное.
Как железные кони, на небольшом расстоянии друг от друга стояли четыре швейные машинки. Черные, тяжелые, на деревянных досках, закрепленных на темных металлических козлах с поперечной надписью ZIENGER.
— Трофейные, — сказал Миша и принялся ходить вокруг, прикидывая, что делать. Это большая ценность, нельзя их оставить тут. Надо перетащить домой в сарай, а потом продать, может даже какой-нибудь швейной фабрике. Оторвут с руками. Он слышал, что только
Проще было придумать, что делать с теми колбами, которые он нашел пару лет назад, когда еще посещал школу. На следующий день Миша явился в класс, вытащил из портфеля и поставил на парту одну такую колбу, наполненную коричневой жижей. Объявил:
— Редкий элемент ванадий.
И стал смеяться.
А сейчас не до смеху, надо решать, как перетащить эти швейные машины. Дома есть садовая тачка на колесах.
Перебирая в уме все предметы из закромов сарая, Миша отправился обратно. Замыслил. Если получится, то и с машинками получится.
Вернувшись в свою усадьбу, Миша запёр наверх, к забору, тачку. В дырку, через забор, она не проходила. Но замыслено было вот что — сидя на заборе, с помощью веревки подтянуть тачку наверх, перекинуть ее по другую сторону и опустить. А с машинками придется наверное поднапрячься. Жаль что сразу их на вес не попробовал.
С горем пополам Миша перетянул тачку в ботсад. К себе подтащил, а когда перекидывал, то упустил и тачка просто упала, хорошо хоть не сломалась.
Тайными тропами, в стороне от аллей, время от времени останавливаясь и весь, как ему казалось, «обращаясь в слух», Миша добрался с тачкой до свалки и погрузил в нее одну машинку вместе с деревянным ее постаментом. Пришлось уложить на бок.
К тому времени Гнутов уже порядком подустал, и перед обратной дорогой присел рядом, глядя на гору испорченной, вывезенной сюда селекционерами капусты. Стоило, наверное, порыться среди кочанов и отыскать целые, но сейчас дело куда более важное.
Мысли однако переметнулись за несколько сотен метров отсюда, где начинались сады этих самых селекционеров. Там росли чудесные яблоки и желтая алыча. Миша и сам селекционер-любитель, хочет сделать на своем приусадебном участке вишни слаще, покупает журнал «Садовод», а осенью посещает ботсадовские питомники и смотрит, как и что устроено. Набирается опыта. Берет с собой и опытные образцы — сладкие! Дома с мамой варят компот и варенье.
Как-то раз отправился Миша с рюкзаком обносить алычу, но увидел, что в саду трудятся уже два мужчины. Один сидел на дереве и трусил ветки, а другой подставлял внизу расстеленную клеенку.
Миша покумекал и быстро посетил домик сторожа, неподалеку. Дядя сторож, там два какие-то дядьки у вас урожай воруют, в промышленном масштабе. Седой крепкий сторож, сунув в рот свисток, бежал молча, по-каменному топая ногами, и каждые дюжину шагов издавал резкий свист. Миша служил ему проводником, а когда прибыли они на место, скрылся в кустах, пережидая, пока ругались сторож и два мужчины. А потом они вместе ушли, и снова был каменный топот, но уже трех пар ног, и свистки. А когда стихло всё, сам принялся за дело — залезал на деревья, трусил, потом слезал, собирал с травы да прятал в кульки, а часть в рюкзак.
Красный и потный от натуги, согбенный, с рюкзаком за плечами, он пёр в каждой руке по кульку. Поднимался по крутенькой дороге наверх к перекату горы, откуда будет видна Ионинская церковь. Когда-то здесь была не дорога, а улица Печерско-Караваевская, и вокруг не питомник раскидывался, а вдоль улицы прятались в садах частные домики, но Миша об этом ни фига не знал.
Как не знал он, что сзади тихо подкатывает «Волга». Непонятно, как так можно, чтобы не услышать ее, но ведь не услышал, или наоборот, услышал, но виду не подал, честному человеку нечего рыпаться, он простой посетитель ботсада, отягощенный алычей из питомника. Скорее так и было. Услышал, но не побежал, алычу не бросил, понадеялся на авось, пронесет.
Автомобиль поравнялся с ним и притормозил:
— Пацан!
Миша повернулся. За отодвинутым окошком сидел милиционер в фуражке. Какой-то светлый околышек у фуражки, или это так кажется? Может особый милиционер, не совсем настоящий, наполовину, карательной власти не имеющий.
— Что? — Миша остановился.
— Это ты фрукты несешь? — упор на «фрукты».
— Да. А что? Сторож мой дядя, мне разрешил.
— А ты куда дальше пойдешь?
— Ну, к выходу конечно.
— Тогда жду тебя на выходе, — и милиционер медленно поехал дальше.
Так Миша и не понял, то ли милиционер в самом деле собирался ждать его на выходе из ботсада, то ли решил припугнуть и отпустил. Тогда-то Миша думал, что конечно же милиционер его ждет. А сейчас — черт его знает. Конечно, Миша сразу свернул на тайные тропы, хотя это удлиняло путь раза в два, а то и три.
Вспоминая этот случай, Гнутов примерил его к Зингерам и тоже решил, что идти в открытую не следует, хотя пробираться матюками с таким грузом будет трудно. А ведь предстояло несколько ходок туда и обратно. Дело обещало затянуться чуть ли не до ночи. Но оставлять машинки бесхозными, под открытым небом, где каждый мог их стянуть, он не собирался. Каждую такую машинку если продать — только за одну можно купить цветной телек, игровую приставку и новый велосипед. Это же антиквариат, причем рабочий.
Толкать тележку тайными тропами оказалось делом трудным, ибо тропы то сходили по склону вниз, то круто взбегали на порядочную высоту, и Миша, согнув руки в локтях, вприсядку, надрывался. Ехали подошвы, взрыхляя усыпанную вековой листвой землю, надувались жилы на шее. Темные цветные пятна возникали в глазах.
Тут во сне, ниже, в сторону забора ботсада, лежащего к шоссе и Днепру, есть несколько огромных бетонных шахт и уходящие в гору тоннели. А наяву нет ничего, кроме великанских деревьев, всё покрывающих тенью, да входа в дренажку и редких пещерок, куда не достичь, не добраться, один только Миша…
Поскользнулся, упал, разжались руки. Тележка, увлекаемая весом Зингера, подскоками покатила в овраг. Всё это время Миша протягивал к ней руки и кричал, тянул непонятный звук, а тележка не слушалась и скоро исчезла внизу, с хрустом ломая сучья. Затихла.
Миша поднялся, отряхнулся, и боком стал сходить по склону, высматривая тележку. Впереди он заметил пещерку малую и приблизился к ней. В суглинок норой уходила чистая, светлая ниша, словно огромным пальцем кто вдавил на длину примерно человека.