Дар или проклятие
Шрифт:
– Пойди в хорошую парикмахерскую, – просила Даша. – Ну что ты ходишь, как беспризорник в фильме про ЧК.
– А я вообще в парикмахерские не хожу, – объяснил он. – Ни в хорошие, ни в плохие.
– Как? – ахнула она. – А кто же тебя стрижет?
– Мама. Если хочешь, ты постриги.
Он так ни разу и не пошел в салон, и Дарье в конце концов пришлось овладеть парикмахерским искусством.
Собственно, ей не удалось переменить его ни в чем. Он не ходил в парикмахерские, он работал на проклятом заводе, забывал подавать ей пальто, а
Она знала, что он очень ее любит.
Она знала, что на него всегда можно положиться.
– Петр Михалыч, – неожиданно спросила Дарья вошедшего директора, – вы в театр ходить любите?
– В какой? – не понял он.
– Ну… не знаю. Вообще в театр.
– Нет. Терпеть не могу.
– А когда жена просит, ходите?
Тут он задумался, взявшись рукой за спинку кресла, на которое собирался усесться, как будто не знал, ходит он в театр или не ходит.
– Она не просит. Она знает, что я этого не люблю.
Он наконец уселся в вертящееся кресло и отвернулся к компьютеру, а Дарья вышла из кабинета.
Петру очень хотелось позвонить домой. Позвонить просто так, услышать мелодичный Александринин голос. Забыть о том, что она уже не жена ему. Ему казалось, что он знает о ней все, а он не знал главного – что он ей не нужен. Ненависть, которой он так боялся, так и не появилась, а были только жалость к ней и страх. Ему было страшно за нее, потому что она, умная и добрая, выбрала себе человека настолько ничтожного, что, казалось, не видеть этого просто невозможно. Он знал, что должен сказать ей об этом, и понимал, что никогда не скажет. И за себя ему было страшно, потому что без нее жизнь не имела никакого смысла и казалась только долгой чередой наполненных пустотой дней.
Петр Михайлович смотрел на захлопнувшуюся за Дарьей дверь и уговаривал себя начать работать. Потом решительно протянул руку к телефону и набрал свой домашний номер.
– Наташ! – распахнув дверь в ее комнату, громко позвал Морошин: – Выйди на минутку!
Наташа выбралась из-за стола и уже перед дверью прошипела:
– Ты что, спятил?
Громко разговаривать в их офисе было не принято. Если кому-то требовалось что-нибудь обсудить, шли в переговорную или на кухню. А просто так никто не орал, даже по телефону старались говорить тихо, никому не мешать.
Тут он схватил ее за руку, почти выдернул из комнаты и подтолкнул к курилке. Покрутил головой и зачем-то посмотрел на потолок.
– Нет, ты точно спятил, – решила Наташа. – Ну и полоса пошла – сплошные чудеса.
– Озерцова убили, – наклонившись, прошептал он ей почти в ухо.
– Что-о?!
Стас смотрел куда-то в сторону, и опять Наташе стало странно, что она совсем недавно считала его «молодежью». Никакая он не «молодежь», умный и серьезный парень.
– Я приехал утром, смотрю, Борька на крыльце стоит.
– Ну да, – подтвердила Наташа, – он ко мне приезжал. Телефон вернул.
– А он что, видел, как ты Сережу забирала?
– Выходит, видел.
– А Петру ты сказала, что это Озерцов все затеял?
– Сказала, конечно. И про тебя сказала.
– Ну, в общем, я решил за Борькой проследить. Сам не знаю, зачем. Но когда машину завел, он уже уехал. Не иначе, как судьба подсказала, чтобы я работать шел. Я и пошел. Только что-то мне покоя не давало. Короче, снова спустился вниз и поехал к нему домой. Еще прикинул, как лучше ехать, по Яузе или переулками. Поехал по Яузе.
Тут он снова посмотрел на потолок, а потом в сторону.
– Смотрю, слева толпа народу, и техника работает. Короче, его машину из воды доставали. А самого в «Скорую помощь» затаскивали. Это он, точно, я видел. И «Нива» его.
– Господи, ужас какой! А почему ты решил, что его убили? Может, он сам?.. Не справился с управлением?
– Не мели ерунды! Это как надо с управлением не справиться, чтобы ограждение пробить? Да и мужики говорили, что подрезали его. Нет, Наташ, его грохнули.
– Стас! Да мало ли кто мог его подрезать. Как будто сам не знаешь, сколько придурков на дорогах!
– Очень уж совпадение странное, – помолчав, процедил Стас.
– Ты думаешь… Петр? Стас, этого не может быть! Этого не может быть… – Ее вдруг зазнобило от ужаса, ведь Петра Михайловича не было на месте, когда они с Юлей его искали.
– Почему не может? – Стас наконец-то посмотрел на нее.
– Петр Михалыч нормальный! Он не убийца, – твердо сказала она, но сама прежней уверенности уже не чувствовала.
Наташа метнулась в комнату, подхватила сумку, сорвала с вешалки куртку и бросилась к лифту.
– Дружка его предупредить хочешь? – мгновенно оказавшись рядом, догадался Стас.
Она кивнула. Отвечать у нее не было сил.
Он тоже кивнул, то ли соглашаясь, что решение правильное, то ли просто так.
Всю дорогу до озерцовского дома они молчали.
Александрина не ожидала, что Петр позвонит, но он позвонил, и снова ей показалось, что все у них в жизни как всегда, и от этого стало еще мучительнее и страшнее.
Она в очередной раз прошлась по квартире, радуясь, что Сережа, заснувший только под утро, еще спит и можно слоняться из комнаты в комнату, ни о чем не думая.
Когда Сереже исполнилось два года, у Александрины уже появилось свое ателье, совсем крошечное, но от клиентов отбоя не было, и она чувствовала себя хозяйкой. У нее было свое «дело», подчиненные, она старалась быть «строгой, но справедливой» и зарабатывала ничуть не меньше Петра. И он, хотя и посмеивался над ней иногда, профессиональные качества жены уважал, это она знала. И когда Сережу не с кем было оставить, безропотно брал его с собой на работу, понимая, что в ателье, где толпятся заказчицы, идут примерки, ребенку совсем не место.