Дар мертвеца
Шрифт:
Вслух Ратлидж сказал:
— Наш участок сильно бомбили. Потом трудно бывает найти в грязи письма и тому подобное. — Он не добавил, что погибших людей тоже засасывала вонючая черная трясина, что трупы обгладывали крысы, а однополчане шагали по костям как по бревнам…
В ту последнюю осень неожиданно нашелся рядовой из Ская, который уже несколько недель числился пропавшим без вести. Его не могли найти даже с собаками… После того, как окоп затопила вода, сержант обо что-то споткнулся, упал и выругался. Промокший, он поднялся на ноги и дотронулся, как ему показалось, до осколка. Он слишком поздно понял, что перед ним человеческая лопатка. Остальные части
Ратлидж едва ли мог сказать Фионе Макдоналд правду. Он, как командир Хэмиша, написал ей лживое письмо о гибели жениха. Тогда многие командиры писали такие письма. Его ложь призвана была утешить, исцелить и вселить гордость за умершего, внушить, что его гибель оказалась не напрасной. Паутина лжи опутала его самого…
Ратлидж чувствовал гнев Хэмиша и то, как он мучается, как будто Хэмиш был его второй душой.
— Мой сын назван в честь вас, — сказала Фиона. — Вам не говорили? Иен Хэмиш Маклауд. Хэмишу понравилось бы. Он всегда так тепло отзывался о вас… он вами восхищался.
У Ратлиджа закружилась голова, он услышал, как вскрикнул Хэмиш. Слов он не разобрал, но ему вдруг показалось, что и Фиона услышала голос и узнала его. Он гулким эхом прокатился по просторной тюремной камере.
— Что с вами? — Она подошла к нему, тронула его за плечо. — Вам снова нехорошо? Вчера мне показалось…
— Нет, — сухо ответил он одним усилием воли. В тишине он слышал ее учащенное дыхание и скрежет швабры уборщицы в коридоре. В ушах отдавалось биение собственного сердца. Собравшись с силами, он взял себя в руки. — Извините… Я стараюсь не вспоминать войну.
И Хэмиш довольно отчетливо проговорил: «Ты вспоминаешь войну каждый день, каждый час. И всегда будешь ее вспоминать. Ты выжил и должен за это платить».
Так оно и было.
— Я пришел, чтобы поговорить с вами о матери мальчика.
Ратлидж старался сосредоточиться на том, ради чего он сюда приехал, и приказывал себе забыть обо всем остальном. Ни Фиона, ни он не могут себе позволить снова отклониться от курса расследования.
— Вы ведь наверняка понимаете, что, отказываясь сообщить властям какие-либо сведения о настоящей матери, вы подписываете себе смертный приговор. Если она умерла, расскажите, как и почему это случилось, — вы спасете себе жизнь.
— Вот и здешние полицейские говорят то же самое… Да откуда им знать, спасу я себе жизнь или нет? А если я признаюсь, что задушила ее? Или вытолкнула в окно? Или дала питье, из-за которого у нее помутился рассудок, и бросила ее умирать на холоде?
— Вы действительно так поступили?
— Нет! — воскликнула Фиона. — Если бы я в самом деле убила мать, могла бы я любить ее ребенка? Всякий раз, глядя ему в глаза, я вижу лицо его матери. Как я могла бы растить его, помня, что мать умерла от моей руки? Она доверила мне свою самую большую драгоценность! Вы были на войне, — продолжала она, и глаза ее наполнились слезами, — и вы ужасно страдали. Но вы когда-нибудь задумывались над тем, как тут жилось нам в тылу? Как тяжело, как невыносимо тяжело любить того, кто никогда к тебе не вернется, никогда не подарит детей, которые могли бы быть у нас с ним… Он никогда не обнимет меня ночью, не будет веселиться на свадьбе сыновей и дочерей! Не подбросит на руках внука, не состарится вместе со мной! Вы знаете, что такое смертельная тоска? Мне больно видеть его во сне, просыпаться и понимать,
Судя по ее словам, мать мальчика действительно умерла. Но, глядя в темные глаза и видя в них тревогу, Ратлидж прочел в них кое-что еще — страх. Не за себя, он не сомневался, что за себя Фиона не боится. И никакой вины за собой не чувствует.
Он старался сосредоточиться, призвал на помощь интуицию, чтобы навести мост между тем, что он видел, и тем, что это означало.
Его окружило молчание. Ничего, кроме молчания. И вдруг…
Неожиданно он сообразил: мать ребенка, скорее всего, жива. Но Фиона Макдоналд не смеет называть ее даже для того, чтобы спасти свою жизнь.
Глава 11
Заперев за собой дверь камеры, Ратлидж прошел мимо уборщицы, которая собирала швабры в пустое ведро, и вернулся в приемную, где констебль Прингл перечитывал текущие рапорты. Он поднял голову, когда Ратлидж протянул ему связку ключей.
— Значит, закончили с делом? — спросил он.
— Пока да, — ответил Ратлидж.
Он поблагодарил констебля и вышел на улицу. День был погожий, на улицах городка царило оживление. Местные жители спешили по своим делам. Тележки, повозки и фургоны соперничали с автомобилями за место на дороге. Какой-то торговец поднял крик, когда проходившая мимо лошадь выхватила яблоко из его корзины, стоящей на тележке. Ратлидж почувствовал себя одиноким.
Хэмиш бранился не переставая: он умолял, уговаривал, просил за Фиону. Он боялся за нее, но был бессилен что-либо изменить.
На лице Ратлиджа заиграл солнечный зайчик. Он глубоко вздохнул, пытаясь снять напряжение и заставить Хэмиша наконец замолчать. Он все время думал о женщине, которую оставил в темной, мрачной тюремной камере. Прогулка ему помогла — с каждым шагом он все больше примирялся с голосом Хэмиша, удерживая его на расстоянии вытянутой руки… где-то сзади.
Поиски Элинор Грей вылились в сложное противостояние с прошлым и с молодой женщиной, которой грозит виселица — в зависимости от того, что удастся выяснить ему, Ратлиджу.
На его плечах лежала тяжкая ответственность. Кроме того, в этом деле его профессиональные интересы сталкивались с личными.
Ратлидж повернул к отелю: сам того не сознавая, он искал убежище, мир и покой, место, где можно подумать. Все, что он выяснил до сих пор, изменило его точку зрения на происходящее. Плохо, что он не может отстраниться, думать обо всем холодно и спокойно. Неожиданно его внимание привлекли слова, произнесенные Хэмишем. Ратлидж прислушался.
«Сначала ее обвинили в безнравственности, — сказал Хэмиш. — Ты сам так говорил констеблю. И лучше всего расспросить человека, который ничего не предпринял по этому поводу!»
Расспросить мистера Эллиота. Священника.
Пройдя мимо отеля, Ратлидж повернул к церкви, ее темный силуэт высился в глубине квартала. Лишенная украшений, она, казалось, стремится в небо… Церковь построили люди, находившие в своей вере крепкую и неизменную силу, но очень мало красоты. Не увидев кладбища, Ратлидж решил, что оно, наверное, находится позади храма. Он заметил кусок газона, окруженного низкой стеной, сложенной из того же камня, что и церковь. Участок выдавался на соседнюю улицу. Повернув за угол, он убедился, что его предположения были правильными. Надгробные плиты на кладбище стояли ровными рядами.