ДАртаньян в Бастилии (Снова три мушкетера - 2)
Шрифт:
Он присел у башенных зубцов, раскрыл дорожный мешок и достал оттуда ломоть хлеба, который тут же принялся мелко крошить. Неожиданно в руках у него появилась небольшая клетка с белым голубем, также извлеченная из мешка.
Быстро оглядевшись по сторонам, человечек открыл клетку, голубь заворковал и выбрался наружу, расправляя крылья.
Однако ручная птица и не думала улетать. Она принялась склевывать крошки с руки. Лишь после того, как хлеба больше не осталось, голубь взмыл в небо. Он описал несколько кругов над человеком, стоявшим на башне, как
Обед затянулся. Повар у г-на дю Трамбле был отменным знатоком своего дела, а посему в тот день о плане фортификаций более не вспоминали, а распрощались, довольные друг другом и обедом, уговорившись возвратиться к служебным делам на следующий день.
За это время искомый план был найден и извлечен из пыли и мрака на свет Божий, и, когда г-н интендант с сопровождающими помощниками появился в Бастилии на другой день, ничто не препятствовало ему, а главное – его инженерам с этим документом.
Как и в прошлый раз, в числе спутников г-на Пети находился человечек с холщовым мешком. Как и в прошлой раз, он щедро рассыпал крошки для круживших над башней голубей, а своего любимца покормил особо. Он отпустил его в голубое небо, но прежде привязал под крылом птицы тугую бумажную трубочку. Послание – а это несомненно было послание – никак не мешало выученному голубю в его полете. Насытившись, он взмыл ввысь и направился туда, где виднелась знакомая колокольня миноритского монастыря. Расстояние, отделявшее тюрьму-крепость от его дома, казалось столь незначительным для голубя, не раз преодолевавшего десятки и сотни миль, доставляя почту, что белый письмоносец еще некоторое время покружил в небе над колокольней, чтобы насладиться ощущением полета.
Но пора было спускаться, в монастыре его ждало привычное и обильное угощение. Монах-минорит, знакомый почтовому голубю с детства и доставлявший его на крышу бастильской башни Бертодьеры, нарочно кормил его не досыта. Поэтому птица торопилась на колокольню…
Таким образом, и в этот день арестанты лишились своей прогулки наверху.
На третий день д'Артаньян устроил скандал:
– Мне что, отказано теперь даже в таком невинном времяпрепровождении, как прогулка на свежем воздухе?!
– Вы можете гулять во дворе.
– Но в этом каменном колодце надо ходить, все время задрав голову, чтобы увидеть кусочек неба над собой.
– Во всяком случае, в прогулке вам никто не отказывает.
– Понятно! Я хочу видеть господина дю Трамбле!
– В настоящее время господин комендант занят. К тому же…
– Что означает это «к тому же»?!
– К тому же, думаю, господин комендант вряд ли хочет видеть вас…
– Ах ты, каналья! Последний раз говорю тебе, я хочу видеть коменданта!
– Это невозможно…
Тюремщик больше не успел произнести ни слова. Рука мушкетера сжала его горло.
– Ах ты, мерзавец! Сейчас я придушу тебя, если ты немедленно не позовешь ко мне
Д'Артаньян был взбешен не на шутку, и страж понял, вернее, почувствовал это.
– Довольно… Отпустите меня, сударь, – прохрипел он.
– Нет! Сначала ты позовешь своего начальника, дежурного офицера или кто там у вас… И я передам ему, что желаю видеть коменданта!
На их возню, грузно топая, прибежал второй тюремщик.
Он сунулся было в камеру, но д'Артаньян сдавил горло его товарища с новой силой.
– Ни с места! – объявил он тоном, не оставляющим сомнений. – А то я его прикончу!
Прибежал офицер. – Советую вам немедленно отпустить тюремщика! – заявил он.
– А я советую вам поторопиться. И довести до сведения господина дю Трамбле, что лейтенант королевских мушкетеров господин д'Артаньян хочет его видеть! – прорычал разъяренный мушкетер.
Несчастный тюремщик уже посинел.
Новый комендант Бастилии г-н дю Трамбле был большим дипломатом. Приняв дела у своего предшественника, он предупредил своих подчиненных о том, что узник третьей Базиньеры, позже переведенный в пятую Бертодьеру, на самом деле тот, кем он себя называет. К сему г-н комендант присовокупил негласную инструкцию, предписывающую обращаться с мушкетером почтительно и не допускать какой бы то ни было грубости по отношению к нему. Все это случилось потому, что г-н дю Трамбле имел обыкновение следить за новостями и быть в курсе событий. События же, происходившие в королевстве в 1632 году, заставляли задуматься. Страна была охвачена пламенем мятежа, враги кардинала напрягли все свои силы в отчаянной попытке погубить министра.
Памятуя о том, как он сам был арестован мушкетером и затем поменялся с ним ролями, г-н дю Трамбле никогда не забывал, что роли могут перемениться в мгновение ока – победи партия принца и королевы-матери. Слухи же о ходе военных действий, проникающие в Париж, носили характер противоречивый и не слишком обнадеживающий.
Дю Трамбле пришел.
– Что случилось, господин д'Артаньян?!
– Ровным счетом ничего, если не считать одной малости. Вот уже третий день мне не разрешают подняться наверх. Я предупреждал этого мерзавца, что буду жаловаться.
Полузадушенный тюремщик прохрипел что-то невразумительное. В ответ мушкетер энергично встряхнул его.
– И знаете, что он ответил мне? Что я могу жаловаться хоть Папе Римскому! Каков наглец!
– Это действительно недопустимо, – заявил осторожный дю Трамбле. – Солдат будет наказан по заслугам. Но теперь, господин д'Артаньян, я просил бы вас отпустить его.
Мушкетер разжал пальцы, и невезучий тюремщик наконец получил долгожданную возможность беспрепятственно пополнить запасы воздуха. Он тотчас же, пошатываясь, отошел от д'Артаньяна на безопасное расстояние – ноги плохо слушались беднягу – и принялся растирать себе шею. Время от времени он осторожно водил головой из стороны в сторону, как бы желая удостовериться, что она по-прежнему сидит на плечах.