Дашенька
Шрифт:
Но пока она пыталась осторожно размять нижние конечности, из ее, первого подъезда, "грациозные, как лани", выбрались те двое "героев-любовников". Даша испуганно замерла, наблюдая, как они побрели, подволакивая ступни в потерявших вид кроссовках, куда-то прочь из двора. Даша с омерзением смотрела им вслед, передергиваясь от вида их заляпанной уличной грязью одежды, в которой они, без сомнений, зачастую валялись где-нибудь под забором или на ступеньках какой-нибудь "рыгаловки".
Значит, мать сейчас одна. Осталась дома и, скорее всего, спит пьяная, иначе бы усвистала вместе с этими...
Замерзшая, не смотря на по-летнему теплую погоду, Даша подумала, что было бы неплохо
Только бы Надька спала, а то начнет пристебываться, изводить дочь пьяными бреднями и оскорблениями. Она у Даши буйная...
Но слезть девочка опять не успела. Внизу послышались шаги, и под тем самым орехом, где она сидела, прошел парень, вернее молодой мужчина в джинсах и белой футболке - дверь в дверь сосед по лестничной площадке - вроде шахтер, возвращавшийся с работы.
Соседство было абсолютно поверхностным - ни надежда, ни Даша и имени его не знали, впрочем, как и он их. Да и ни к чему! Стыд-то какой! Эх, знал бы он, что происходило порой за стенкой, в соседней двушке! Что происходило совсем недавно... Что пьяная вусмерть "хозяйка" задает храпака после алкогольно-распутной оргии...
Вспыхнувшая стыдом Даша дождалась, пока сосед скроется в подъезде и, наконец, слезла с гладких ветвей на твердую землю.
Она осторожно открыла дверь квартиры своим ключом. Еще на лестничной площадке Даша учуяла омерзительную смесь запахов, которая и так постоянно наполняла комнаты, но сегодня к ним присоединился еще какой-то странный смрад, доносившийся из кухни.
Даша заглянула на пищеблок, который зачастую, собственно, пищей не изобиловал. Возле плиты стояла, слегка покачиваясь, как стебелек на ветру, Надежда в засаленном байковом халате и всклокоченными волосами, некогда окрашенными в оттенок "блондин".
– Явилась, - недовольно проскрипела Надя, заметив дочь то и дело соскальзывавшим взглядом блеклых глаз.
– Где шляешься, докука? Ночь на дворе.
– Еще не ночь. Только-только стемнело.
– Не учи мать!
– агрессивно отреагировала Надежда, помешивая в эмалированной кастрюле, по-видимому, капусту, варившуюся целыми листами - да куда ж тут шинковать! Хватило бы автопилотного режима моторики на включение плиты да удерживание дрожащими пальцами ложки!
– Взяла моду!
– распылялась Наденька.
– Ты дорасти до моих лет - потом указывать будешь!
– Что указывать?
– оробела Даша, вжав голову в плечи.
– Я не указываю.
– ты мне помощью должна была вырасти! А ты что?!
– Надя бросила ложку, и та почти полностью скрылась в "бульоне".
– Я работаю, зарабатываю копейку, чтоб тебя, обузу, прокормить. Жрать готовлю! Сядь!
– разозленно рявкнула невменяемая мать на дочку.
Даша, по опыту своему зная о непредсказуемости материнских действий, покорно опустилась на деревянный стул у грязного, покрытого липкой клеенкой, стола. Знала: в такие минуты ей лучше не перечить, авось быстрей проорется и истратит свой алкогольно-воинственный запал.
– И где твоя благодарность?! Ходишь все время с мордой недовольной! Чем тебе мать плоха, я спрашиваю?!
– Ничем, - тихо промямлила Даша, так, что Надежда, вероятнее всего, ее и не услышала, захлебнувшись в волне необъяснимого гнева.
Если бы Дашенька была постарше, она бы понимала, что перед ней предстал пьяный бред во всей своей красе - delirium tremens, - и, может, не пыталась бы отвечать на не интересующие саму Надю вопросы, дабы успокоить разбушевавшуюся мать. Но в силу детского восприятия и недопонимания ситуации
– Во, глянь, спиногрызка! На мои ноги!
– Надя с размаху бухнула свою ногу на колени Даше - ногу в мозолях, с артритными пальцами и отекшей голенью.
– Видишь?! Видишь?!
Даша невольно поморщилась и попыталась столкнуть немытую конечность, но потерпела неудачу.
– А-а!
– завопила Надя, у которой совершенно помутился разум.
– Брезгуешь, тварь неблагодарная?! Я этими ногами хожу, деньги зарабатываю на кусок хлеба тебе и пузырек себе! Расслабиться! А тебе, видите ли, противно?! Мать плохая?!
Надя вдруг убрала ногу и - совершенно неожиданно - с размаху влепила дочке оплеуху тяжелой рукой. Даша вскрикнула и повалилась на пол.
– Пошла вон отсюда!!
– заорала во всю глотку - нет, не мать, а, наверное, Баба-Яга, как показалось Даше, когда мельком бросила на нее перепуганный взгляд, - такая она была сейчас страшная, злая, лохматая и буйная.
В животе у Даши похолодело от ужаса, и она, не тратя больше времени даром, практически на четвереньках убежала прочь и, задыхаясь от спешки и опасения, что за ней будет погоня, заперлась в своей комнате - не на ключ, правда, но хотя бы заблокировала дверную ручку нажатием кнопки. Только теперь Даша почувствовала, как горит щека, как ноет десна и болит ухо.
Едва сдерживая рвущиеся рыдания, она приложила больную сторону лица к прохладной столешнице письменного и совершенно допотопного стола.
"Давно пора повзрослеть!" - вдруг мелькнула сама по себе оформившаяся, пышущая злобой, мысль.
– "Детство кончилось!"
...Даша просидела у окна, пока во дворе не погас уличный фонарь. Она то тихо плакала, то сжимала тоненькие губы от вспыхивающей злости, то закрывала глаза, погружаясь в истинную печаль и давящее одиночество. Она слушала каждый шорох за дверью, в напряжении ожидая, что пьяница - матерью ее называть уже не было сил - в любой момент может вломиться в комнату. Но царившая здесь темнота - Даша не включала ни единого осветительного прибора, так было уютнее и... безопаснее, - похоже, ввела Надежду в заблуждение, что дочка уже спит. Каждый звук, доносившийся из-за двери, все крепче заключал Дашу в холодные и костлявые объятия внутреннего напряжения, заставляя вздрагивать и с опаской смотреть на дверь.
Дождавшись, когда стихнут пьяные маты себе под нос и грохот кастрюль, Дашенька осторожно вышла в коридор. В квартире было темно и тихо. Девочка заглянула в комнату сладко храпевшей надежды и, убедившись, что та совершенно непритворно спит, ощутила, как неожиданно расслабились ее худенькие плечи, которые уже с самого утра были поджаты из-за нервного напряжения. Она воспрянула духом и почти радостно побежала на кухню.
Позаглядывала в хлебницу, в шкафчики... даже в кастрюлю, в которую Надя так и не вспомнила положить ничего кроме капустных лохмотьев. Но это варево Даша не решилась есть даже сейчас, когда живот крутили судороги и жгучая боль в желудке. Вдохнув горячего пара, Даша заметила, что руки задрожали гораздо сильнее. Она закрыла крышку, включила соседнюю конфорку, набрала воды из-под крана и поставила чайник. Хоть кипяточку погонять, заварки-то в этом доме все равно не найти. Даша тем временем открыла дверцу до неприличия древнего холодильника и осмотрела пустые полки; лишь на дверце оказались три чесночные головки, какой-то сухарь - совсем маленькая хлебная корочка, и пакетик с горстью сухофруктов. Даша едва не издала радостный визг при виде столь замечательной находки и вцепилась пальцами в узелок полиэтиленового кулька.