Давай поговорим! Клетка. Собака — враг человека
Шрифт:
— Жаль, что не рассказали сейчас, другого случая не представится.
— Почему? — в вопросе Никиты было столько искренности, что собеседница закрыла глаза, чтобы в темноте перебороть закипающую в душе ярость. Так, с закрытыми глазами, она и заговорила.
— Вот что, молодой человек, Савелий Никитич был в молодости весьма привлекательным мужчиной…
— Как я сейчас?
Варфоломея Ивановна поперхнулась, но, пересилив себя, продолжила.
— Он много разъезжал по стране, у него было много женщин. Слишком,
На несколько секунд установилось молчание. Ораторша переводила дух.
— И знаете, что самое противное? Пока он был бездомным аспирантом, никто не стремился с ним породниться, стоило ему превратиться в фигуру европейского масштаба, все всмотрелись в своих чад и тут же разглядели в них его незабываемые черты.
— Моя мама не обращалась.
Варфоломея оскорбительно усмехнулась.
— Обраща-алась. Письма писала. Помоги, Савушка, устроить моего сынка в институт.
— Когда?
— Лет, наверное, семь назад, точно я не помню. Мол, в армию моему сыну идти надобно, а он такой домашний, он там пропадет, ему бы в Москву в ВУЗ.
Никита растерянно похлопал себя по щеке стопкой документов.
— Этого не может быть.
Варфоломея Ивановна усмехнулась еще обиднее, чем давеча, обнажая два ряда вставных зубов. Зрелище этих первоклассных челюстей во рту у морщинистой гидры сильно почему-то подействовало на Никиту, он потерял уверенность в себе.
А она пела:
— Почему же не может? Матери обычно беспокоятся о своих детишках.
— Вы лжете.
Она откровенно засмеялась. Появление пристыженной бледности на щеках этого головореза ее приятно возбуждало.
— Она написала только одно письмо, когда я родился. Он, Савелий Никитич, прислал немного денег и велел положить на мой счет до восемнадцати лет. Так мама и сделала.
— И это доказательство, вот эта сберкнижечка?! Вы покажите мне письмо, где написано, что эти деньги выслал он и выслал потому, что считает родившегося ребенка своим?! Он мог просто из жалости послать их. Переспал, пожалел…
Лицо Никиты покрылось такими внезапными пятнами, что Варфоломея Ивановна предусмотрительно отшатнулась. Но Никита не сказал ничего страшного.
— Так вы не возьмете деньги, здесь часть того, что я должен, если пересчитать по курсу. Когда я заболел, деньги пришлось снять, мне нужны были особые лекарства.
— Нет, эти деньги я не возьму, это все равно что признать вас сыном моего мужа.
— А почему вы не хотите этого признать?
— Не во мне тут дело.
— А в ком?
Собеседница вернула руки из-за спины и самоуверенно сложила их на груди.
— В Савелии Никитиче. Он не ответил на письма вашей матери, значит, не признал вас своим сыном. Понятно? Деньги — это всего лишь подачка. Он думал, что его шантажируют, и послал деньги на аборт. Очень многие мужчины так делают. Я не оправдываю своего мужа, и вообще здесь речь не о его моральном облике. Речь о том, что простое сопоставление фактов не в вашу пользу. И я рассуждаю об этой душещипательной истории так решительно только потому, что не раз сталкивалась с подобными ситуациями, касающимися Савелия Никитича, и мне за сто километров видны, причем насквозь, все недобросовестные ухищрения.
Никита стал неловко прятать в карман ветровки стопку несчастных бумажек, называемых «документами». Они вдруг показались ему невыносимо жалкими, а сам он, их предъявитель, убогим провинциальным идиотом. Даже что-то вроде стыда перед этой прямолинейной, но честной женщиной появилось у него внутри. Но только на очень короткое время. С одной стороны, он с готовностью умер бы от этого стыда, но с другой, не мог поверить в неправоту своей матери. Эти внутренние борения выразились в следующей фразе.
— Я вам верю, но мне нужно самому поговорить с Савелием Никитичем.
Собеседницу, уже почти ощутившую вкус победы, это разумное желание почему-то возмутило.
— Зачем это?!
— Не знаю, но знаю, что нужно.
— Хотите впечатлить его внешним сходством? Я вас разочарую — между вами нет ничего общего. Ну вот нисколечко. Абсолютно чужая кровь. У вас голубые глаза, у него карие, у него нос благородный, горбатый, а у вас…
— Вы чего-то боитесь?
Варфоломея Ивановна понизила голос и сказала вкрадчиво, почти доверительно:
— Чтобы раз и навсегда закончить эти бессмысленные переговоры, я вам скажу — лезть в чужую семью, это омерзительно.
14
За завтраком Марианна Всеволодовна объявила:
— Я получила письмо от твоего отца.
Денис и Руслан бросили есть одновременно и с одинаковым интересом уставились на нее.
Церемонная старушка сначала как следует разлила чай, положила один кусок сахара в свою чашку и начала размешивать. Сахар был не из быстрорастворимых.
— И что он пишет? — спросил Руслан. Перспектива быстрого возвращения Александра Петровича пугала его больше, чем Дениса. Не потому что он был трусливее, просто, обладая лучшим воображением, живее себе представлял, с каким грохотом обрушится противозаконная конструкция их бизнеса при его появлении. Скрыть разбазаривание ядов не удастся, это ясно. И что тогда отвечать на вопрос, куда они подевались? Какая потребуется громоздкая и длинная ложь, чтобы скрыть всех перебитых собачек и милиционерские раны (хорошо еще, если они оказались не смертельными).