Давай поговорим! Клетка. Собака — враг человека
Шрифт:
— Понимаешь, сразу после школы я поступил в техникум. По знакомству. Неважно какой. Летом собрался в стройотряд. Деньги были очень нужны. На Дальний Восток. Там клещи, энцефалит. Всем сделали прививки. Но так получается, что у одного на сто тысяч бывает реакция. Нестандартная. Вот здесь, — Никита указал на солнечное сплетение, — примерно вот здесь есть железа. У одного из ста тысяч она воспаляется.
— У тебя воспалилась?
— Я пролежал три года.
У Светланы сделалось уважительно-заинтересованное лицо. Глаза
— Мама моя работала в библиотеке. Стала мне приносить книги. Очень много, самые разные. Я их читал. Читал, читал и читал.
Светлана усмехнулась.
— Чего ты?
— Не удержалась, ассоциация.
— Пусть ассоциация. У нас дома не было развлечений. Даже телевизора не было.
— Такая бедность?
— Такая. Радио сломалось, комбайн. Старый очень. Я возненавидел чтение к концу первого года. Но ничего другого не было. Друзья мною не интересовались.
— Почему?
— Я же лежал неподвижно. Подруги тоже не интересовались.
— Женщины бывают страшно жестокосердны, — сочла нужным сказать Светлана, но Никита, кажется, не оценил ее объективности.
— Я прочел все книги в библиотеке.
— Все?
— Да.
— Ты, наверное, самый начитанный человек в своем городе. А может, и в области.
— Самое страшное началось, когда книги закончились. Сначала пошли те, что частично повторялись, потом те, что повторялись больше чем наполовину.
— Переиздания.
— Наверное. А потом книги закончились совсем.
— Но книги можно перечитывать.
— Зачем?
Светлана медленно наклонила голову набок, словно демонстрируя рассыпчатость своей прически.
— Трудно объяснить.
— А потом стало еще хуже. Они мне начали сниться.
— Книги?
— Да. То, что в них написано. Но не подряд, а перепуганно, как попало.
— То есть?
Никита зажмурился, как бы пытаясь что-нибудь рассмотреть из своих бывших снов.
— Приходит, допустим, — это мне снилось вчера — князь Андрей к мистеру Пиквику, а у того сидит целая компания. Степан Трофимович, у него две бутылки шампанского и он притом пляшет, какой-то погибающий человек, подпоясанный гибким шприцем, на котором написано «морфий»; человек без лица, но с огромным кулаком, который он то положит, то поставит; маленькая графиня с усиками и на восьмом месяце беременности, с вязанием. При этом кто-то поет в клозете, ему кажется, что уже утро.
— Вот это действительно бредятина. Литературщина.
— Согласен.
— Бездарная мазня. Потуги.
— Я же не специально, мне так снится, а назавтра приснится что-нибудь другое. Но в целом я очень устал от всего этого. Но я знаю, что есть способ освободиться.
Никита по-прежнему смотрел на развалины, а учительница смотрела на него, пытаясь определить, придуривается он или нет. Если придуривается, то неталантливо, если нет, то его можно пожалеть.
— И что же за способ?
— Что?
— Как ты собираешься освобождаться?
— Я пока не могу рассказать. Именно тебе не могу. Хотя именно тебе было бы очень интересно.
— Как учительнице?
Никита помялся, ему захотелось скрыть ответ на этот достаточно необязательный вопрос.
Он начал про другое.
— Поэтому тот парень, ну тот, который читал наизусть писателя, от которого ты тащишься…
Облик Светланы претерпел изменение настолько мгновенное, что это могло испугать. Ученика, например.
— Пожалел бы кого-нибудь другого. Если поколению подрастающих дебилов суждено мучиться, читая Сорокина, то пусть больше всех мучается этот гаденыш!
— Как его зовут?
— Ты все время задаешь дурацкие вопросы. Ну какое это имеет значение?! Важно то, что он уже полтора года планомерно сживает меня со свету. Невзлюбил молодую училку, такая вот форма неосознанного полового влечения. То клею нальет в карман пальто, того самого, в котором я была в день нашей встречи. То валерьянкой опрыскает мне стол…
— Это намек?
— Если и намек, то не мне, а кошкам, их штук шесть тогда собралось, класс хохочет, я как дура стою. Про кнопки и прочее в этом роде я и не говорю. Знаешь, какую они с приятелем последнюю учинили штуковину?
— Нет, не знаю.
— Начали они развешивать объявления, в которых мой телефон домашний, что я даю частные уроки английского языка молодым людям «с очень большой скидкой».
— Не смертельно.
— Что ты понимаешь! Объявления развешивались в метро, а за это штраф! Присылают на дом повестку и — все. Только заплатив тысяч четыреста, я поняла, в чем дело.
Никита задумчиво потеребил почти отсутствующую бровь.
— Важно, кто первый начал. Ты им читать Сорокина или они тебе клеить карман.
— Да причем тут Сорокин?! Там и другие были…
— Фамилии ты мне можешь не называть. Я и лежа их не запоминал, так сейчас зачем?
— Да и правильно.
Хмурое лицо Светланы внезапно сделалось озабоченным.
— Знаешь что, у меня сегодня, как бы это сказать, дело.
— Какое?
— Дай слово, что поможешь.
— Бери.
16
Шофер Сережа сел в машину не на водительское место. Черный «ситроен» тут же отъехал от ресторана «Пекин» и покатил, неохотно набирая скорость, по Садовому кольцу. За рулем сидел человек с длинным лицом, человек в очках, человек, нанявший Никиту на работу.
— У меня мало времени, — сказал он, не поворачивая своего длинного лица, — говори, пока будем ехать.
Сережа прокашлялся.
— Вы оказались правы, он не просто лох с Камчатки. Полтора месяца маскировался. Безотказный работник. Даже контору вылизал, туалет помыл, представляете!