Давай попробуем вместе
Шрифт:
– Ну-ну… – Капитан задумчиво почесывает шариковой ручкой кончик носа. – Ради бога. Детей у него, видишь ли, четверо. – И внезапно его рот разъезжается в холодной презрительной ухмылке.
Наши взгляды встречаются. И тотчас, нахмурив брови, капитан отходит в сторону и дает команду к отъезду.
Из кареты мне вовсю сигналит Анатолий.
– Чё ты там копаешься, Штирлиц? – недовольно выговаривает он. – Ждешь, пока жмурик в пакете протухнет?
15
День был вполне сносным – один перелом, один гипертонический
– Говном людей травят, пиццей, колой этой поганой… Пятьдесят грамм безопаснее, чем вся эта химия, – . излагает свою теорию рационального питания Анатолий. – А гамбургеры эти! Прям иностранная диверсия. Месячишко их пожрешь – все, язва обеспечена. Вот раньше ели все натуральное, и дети были здоровыми.
– Это верно, – поддакивает Виктор Степаныч.
Какой-то резвый пытается подсечь карету. Анатолий отвлекается от философской беседы на крепкое словцо. А после плавно переключается на другую тему. Я гляжу за окно и невольно думаю об убитом торговце, которого мне не было жаль… Неужели горячее дыхание юга гораздо ближе, чем мне казалось? Мне не хочется размышлять об этом. Я отрываю себя от бесцельного созерцания серой московской суеты, прислушиваюсь к разговорам коллег.
– Мне тут рассказали: новые бензозаправки поставили. Сервис – Америка отдыхает! Шланга в руки не берешь, вообще ни хрена не делаешь. Девочки-мальчики сами все заливают. Даже кофе принесут, если хочешь. Но дороже. Ладно, думаю, что мы – нищие? Дай разок прокачусь. И правда: ребята в униформах снуют, лыбятся, я сижу, «бамбук курю». Заправили, счастливого пути пожелали. И поехал я на дачу. Вдруг чувствую: что-то бензинчиком попахивает. Сперва думал: на заправке нанюхался. Отъехал еще с десяток. Нет, чтой-то не то. Дай проверю. Сунулся, и что б вы думали? – Анатолий с торжествующим негодованием обводит нас взглядом.
– И что? – неподдельно волнуется Виктор Степаныч, тоже автовладелец.
– «Что!» – на миг выпустив баранку руля, разводит руками Анатолий. – А то! Крышка от бензобака – тю-тю. Сперли крышку! Вот вам и сервис. Естественно, назад поехал. Такая злость – поубивал бы! Но сперва культурно так объясняю ситуацию. Они дико извиняются, мол, да, случается, забывают крышечки завернуть. Ни хрена себе! С открытым бензобаком ездить! А не дай бог, искра какая…
– Ох! – прижав ладошку к сердцу, выдыхает Виктор Степаныч, чье профессиональное воображение, видимо, уже успело нарисовать страшную картинку.
– В общем, приносят три крышки. Моей, от «четверки», нет. «Ровер» какой-то сраный, «форд» и «мерс». Я говорю: раз так – гоните от «мерса». На хрена мне от «ровера»?
– А от «мерса» на хрена? – спрашиваю я, не вполне поняв водительскую логику.
– Может, куплю когда!
Оценив Толину предприимчивость, мы с Виктором Степанычем дружно ржем. Анатолий же продолжает бубнить нелицеприятные вещи в адрес жуликов, мошенников и прочих прохвостов. Достается и нам с Виктором Степанычем, мол, ничего смешного…
– Между прочим, – говорю я. – Для поддержания
– Иди ты! – вскидывается Анатолий. – А зимой?
– Ну, не знаю. Может, в шубках на голое тело?
– И где?! – хором откликаются коллеги.
– Не помню. Я давно читал. Уж и газеты той нет.
– Балда, – раздосадованно припечатывает Анатолий. – Сгоняли б сейчас, поглядели.
– А я думаю, это вранье, – рассудительно заявляет Виктор Степаныч. – Сочиняют все подряд, лишь бы газету покупали.
– Может, и так, – соглашается Анатолий. – Я бы такую мойку точно не пропустил, будьте уверены.
16
Уже разворачиваемся «до хаты», как врубается диспетчер:
– Мальчики, где вы?
Анатолий недовольно бурчит координаты.
– Пожалуйста, заскочите на Рубцовскую набережную…
– Что там?
– Авария. Водитель не справился с управлением.
– Вылетел в реку?
– Точно.
– Значит, еще трупешник… – морщится Анатолий. – Вообще-то мы целую смену отпахали.
– Знаю, но вы недалеко, да и работы немного. Упакуете – и делов.
– Вот так всегда, – недовольно бубнит Анатолий. – Не «скорая», а катафалк, блин.
– Не люблю я утопленников, – вздыхает Виктор Степаныч.
– А кого любишь? – подтрунивает водитель. – Висельников?
– Вообще покойников не люблю, – признается Виктор Степаныч. – Я врач, а не могильщик.
– Может, жив? – встреваю я.
– Безнадега, – возразил Анатолий. – Двери клинит. А там глубоко. Вода сейчас холодная. На моей памяти никого еще там живым не доставали. Ща ведь модно: понапьются – и за руль. – Водитель мрачно сплевывает в приоткрытое окно.
Я отлично его понимаю. Одиннадцать вечера. Хочется поскорей попасть домой, принять душ, пожрать в тепле, устроившись перед телевизором. А не перетаскивать трупы, словно на войне.
На месте уже копошатся ребята из ГИБДД, оградив полосатой лентой проезд и проломленное заграждение, шугая чрезмерно любопытных прохожих: «Вам что здесь, спектакль?» Кран извлекает со дна мокрую «шестерку» с неподвижным человеком на водительском месте.
– Вячеслав, готовь мешок, – говорит Виктор Степаныч.
Мог бы и не предупреждать. И так понятно.
Гаишник, позевывая и сетуя на мерзкую погоду, первым подходит к «шестерке», ломиком отжимает дверцу. Анатолий был прав: ее заклинило. Вытаскивает ламинированную карточку, прищурившись, подсвечивая фонарем, читает:
– Кричевский Денис Витальевич…
– Что? – переспрашиваю я, не узнавая своего голоса.
– Слава, не стой, работай! – доносится до моего сознания сердитый окрик Виктора Степа-ныча.
Странно, отчего так тяжелы ноги, точно на каждую повесили по гире… И ни с того ни с сего, будто открывшись по новой, заныла забытая рана. Что-то говорит гибэдэдэшник, спрашивает Виктор Степаныч. Но я не слышу. Я не слышу ничего, кроме глухого стука молота по наковальне головы. Медленно разрастающегося в отчетливые звуки канонады…