Давно закончилась осада…
Шрифт:
— А кто была эта женщина? — с некоторой опаской спросил Коля.
— Кто же ее знает? Может, просто гадалка какая-то, а может, судьба наша горькая…
Коля на всякий случай незаметно сложил замочком пальцы. Но тревожиться всерьез не было ни охоты, ни сил. Он вдруг ощутил, что соловеет от тепла и сладкой сытости. Перебрался на диванчик с гнутой спинкой, что служил ему и кроватью. Здесь лежали в беспорядке номера «Земли и моря».
Саша оглянулась на Колю.
— Хочешь посмотреть журналы? — сказал он. (А что делать, надо как-то развлекать гостью.)
—
На картинке во всю страницу громадная (толщиною с бревно!) змея обвила кольцами зубастого ягуара и разверзла пасть.
— Анаконда. Есть такие змеи-удавы в далекой стране Южной Америке, на реке Амазонке. Могут даже быка проглотить.
— Это по правде или такая сказка?
— Какая там сказка! Попадись такой «сказке», и вмиг — хлоп, и нет тебя…
— Страх какой… — Она даже придвинулась поближе.
— Конечно! Особенно если ты без оружия! Ну, а если с ружьем или пистолетом, тогда трах ей прямо в пасть! — И он вспомнил пистоль Фрола. Как метко и храбро (теперь и вправду казалось, что храбро) он, Коля Лазунов, пальнул по бутылке. Мог бы и в пасть анаконде…
Дальше было еще немало картинок с подписями и краткими рассказами. Египетские пирамиды, нападение индейцев на американский экипаж, аэростаты новейшего вида, фрегаты и броненосные корабли, индийские храмы и рыцарские турниры древних времен…
Вообще-то Коля с большим желанием рассказал бы о путешествии Джона Гаттераса через льды, но понимал, что Саше интереснее такая вот заморская пестрота. Ладно, и это неплохо…
— Коля, смотрите! Разве они тоже бывают взаправду?
— Нет, это миф. То есть сказка. Из Древней Греции. Это центавры.
— А не кентавры?
— Ну, можно и так… А ты откуда про них знаешь?
— Отец Кирилл говорил. Который нас грамоте учит, у него дома вроде как школа… Я нашла осколок с похожей картинкой, показала ему: не грех ли собирать такие. А он засмеялся, говорит: собирай на здоровье. Это, говорит, в далекие времена здешние люди лепили посуду с такими картинками, на которых всякие сказки. Картинки эти ничуть не грех, ежели им не молиться, а просто смотреть…
— А что за посуда? Где ты находила осколки?
— В Херсонесе, где монастырь. Там их много. И всякого другого… Там раньше город был, в старые-старые годы, а потом его разрушили то ли татары, то ли еще кто…
— А, ну это известно! Говорят, он погиб после осады. Она была вроде этой, недавней, только пушек тогда еще не придумали. Зато швыряли из катапульт горшки с горящим зельем…
— Вот страх…
— Ну что ты все «страх» да «страх»!.. А эти посудные осколки, они теперь где?
— Дома. Принести?
Не успел он сказать «не беспокойся, потом», как она раз — сорвалась и умчалась!
Лизавета Марковна и тетушка только руками всплеснули. А Коля досадливо понял, что надо идти следом, долг обязывает. Но за те полминуты, пока долг боролся с неохотой, раскрасневшаяся Саша примчалась обратно. С синим узелком в руке. Торопливо развязала его, положив на колени, раскинула широкий
На платке оказались черепки, цветные каменные бусинки, черные неровные монетки, флакончик из перламутрового стекла. Посудных осколков было больше всего. Одни — шероховатые, кирпичного цвета, с выпуклым орнаментом на кромках. Другие — лаковые, черные с коричневым рисунком или наоборот — коричневые с черным. Различимы были греческие профили с кудрявыми головами, львиные гривы, колесо повозки, часть корабля с загнутой, как рыбий хвост кормой. Жаль только, что ничего целого.
Но нет, было и целое! Почти…
— Вот… — Саша с коротким выдохом перевернула большой выгнутый осколок.
На темном как уголь лаке были красно-коричневые фигурки с черной прорисовкой лиц, складок одежды и завитков волос. Кентавр с кудрявой бородой, женщина в широком хитоне и тоненький босой мальчик с перехваченными шнурком волосами и в легкой рубашонке (кажется, называется «туника»). Лица у всех троих были спокойны, однако в позах ощущалось действие. Кентавр держал своей ручищей руку-стебелек мальчика и притягивал к себе. Мальчик слегка упирался, но, видимо, не из боязни, а скорее из баловства. Женщина с заметной тревогой придерживала мальчишку за плечо: «Ну, куда же вы его хотите увести?»
По верхнему краю рисунка тянулись квадратные завитки эллинского узора. Задняя часть лошадиного туловища кентавра была отколота. Ноги женщины и нижний край хитона — тоже. А мальчик весь был целехонек — гибкий, шаловливо-упрямый. Живой…
Саша тепло прошептала у Колиной щеки:
— Смотрите, кентавр, наверно, задумал превратить его в такого же, как он сам, наполовину лошадь…
— Ну, если и превратит, то не насовсем, а на время. Чтобы попрыгал по лугам, как жеребенок. Попрыгает и вернется к… маме… — включился в игру Коля. И почему-то смутился.
— А если не вернется? Ой, вот страх…
— Опять это слово! — старательно возмутился Коля, чтобы прогнать смущение. — «Страх» да «страх»! Еще раз скажешь так, тогда…
— Ой… а что будет? — Она вроде бы испуганно сощурила один глаз и сморщила переносицу.
— Тогда… щелчок по носу! Во… — Коля сложил колечком указательный и большой пальцы.
— Ой…
— «Ой» тоже нельзя говорить, это все равно что «страх»… — расхрабрился Коля.
— Ладно… — покладисто сказала Саша. — А вот смотрите еще…
— И не говори мне «вы». Что это такое? Я тебе кто? Наследный принц? Я же не говорю тебе «смотрите-извините»…
— Но вы же из образованных, а я…
— Будет щелчок! Как за «ой» и за «страх»!
— Ой… Нет, это не считается, это я нечаянно. Больше не буду.
— То-то же…
— Смотр… ри… Вот эти бусинки… Отец Кирилл сказал, что их носили такие тетеньки две тыщи лет назад… — она мизинцем показала на женщину, которая удерживала мальчика. — Вот, здесь даже нарисовано…
— Да, видно… — Они склонились над осколком, почти коснувшись висками. Потом Коля поднял к глазам черную монетку. — Саша, смотри! Здесь, кажется, Геракл борется со львом.