Давняя история
Шрифт:
— Ну и дура ты, Ксения, ну и дура! Послала б его куда следует!
Окончательно Мухин-отец появился домой весной сорок четвертого. Привезли его с вокзала на подводе, потому что сам передвигаться не мог: оставил обе ноги под Житомиром, когда немцы перешли там в контрнаступление. Вскоре он умер, несмотря на то, что Ксения до последнего дня оставалась верной и заботливой, но не смог вольный и подвижный организм вечного странника приспособиться к инвалидской жизни.
Сын отца в последний путь не провожал. Находился он далеко, на Востоке, служил на флоте, куда был призван в завершающий год войны. Пока эшелон с пополнением тянулся сибирскими таежными станциями, император Хирохито сдался
На эсминце Мухина любили, как любили его и раньше в школе и во дворе, где хоть и не был он заводилой, вожаком, но занимал место достойное, считался хорошим товарищем, не ябедой, не трусом. Если все дрались, и он участвовал, однако в одиночку дрался редко, не приходилось, у него не было врагов. Школу Алексей не закончил, пришли немцы, зато избежал угона в Германию — мать шила жене какого-то начальника с биржи труда, и Мухин получил освобождение якобы по зрению. Пришлось поносить очки. Потом он рассказывал, что был связан с подпольной группой, и не врал, наверно, потому что немцев ненавидел, как и все их ненавидели, но проверить его было невозможно — вся группа погибла. А Мухин уцелел и направился на Желтое море, где нес службу без нытья, и снова был любим товарищами и начальством, которое оказывало ему расположение, нарядами не тяготило и помогло окончить десятилетку.
После демобилизации жизнь приоткрыла Алексею свои горизонты. В университет прошел Мухин свободно: тельняшка, которую он не прятал под воротником рубахи, и медаль «За победу над Японией» создали ему репутацию человека, сели и не заслуженного, то, во всяком случае, сопричастного, с чем и преподаватели, и общественность уважительно считались. К чести Мухина, сам он никогда на флотское прошлое не напирал, избегал соленых словечек и фронтовой терминологии, а держался так, как всегда и везде, то есть славным компанейским парнем без претензий. О претензиях Мухин предоставлял подумать другим. И они думали: прощали погрешности на экзаменах, обеспечивали стипендией, выбирали в разные студенческие органы, и переходил Алексей Мухин с курса на курс легко и незадумчиво, а задумался только перед самым концом, перед распределением. И не по своей воле задумался — сложились так обстоятельства, — и запутал, замутил ясного Мухина непредвиденный случай.
В весенний тот вечер, с которого началась эта, как долго он верил, давно забытая, а теперь возникшая из забвения история, в тот теплый и тихий вечер был он счастлив. То есть, как и все счастливые люди, Алексей не повторял беспрестанно: «Ах, какой я счастливый!» — а испытывал ровное, радостное чувство, которое полагал естественным, считал, что так и надо. Вот он, студент Лешка Мухин, завтрашний специалист, у которого вся жизнь впереди, все дорожки открыты, идет домой, возвращается со свидания с молодой красивой женщиной, идет удовлетворенный и слегка пьяный, — а в то время водка была для Мухина еще не потребностью, не необходимостью, прибавляла веселья, а не лечила от забот и тоски, — по жизни идет, а не по улице. И он шагал широко, размашисто и уверенно, довольный собой, сегодняшним вечером, всем на свете, и не думал о дне завтрашнем, о предстоящем распределении, и о том, как сложатся отношения с Татьяной, женщиной, между прочим, замужней, тоже не думал.
Шагал он одной из неблагоустроенных в то время улиц, плохо освещенной, со старыми домиками, где рано закрывают ставни, отчего улица в вечерний час выглядела неприветливо, а человеку незащищенному должна была внушать своим тревожным безлюдьем и определенные опасения. Очевидно, так она действовала на девушку, которая торопливо шла впереди Мухина, спешила выбраться на магистраль посветлее, и высокий Мухин нагнать ее никак не мог. Впрочем, он и не стремился, а шагал себе в ровном приятном темпе.
Девушка же, опасаясь, что энергичный прохожий преследует ее, все прибавляла шагу, пока на перекрестке не столкнулась с вынырнувшим из-за угла настоящим пьяным. Кажется, она извинилась, но этого-то делать и не следовало, пьяный моментально вошел в раж и попытался обнять девушку. Когда Мухин оказался рядом, она испуганно отбивалась и, видимо, сказала ему нечто показавшееся обидным, потому что тот рычал яростно:
— Ах ты очкастая…
И тянул руку не то чтобы ударить девушку, не то чтобы схватить очки, но не схватил, а смахнул с лица на тротуар, вымощенный неровными, вытоптанными, каменными плитами. Наверно, девушка ничего не видела без очков, разве что силуэт в темноте, так беспомощно протянула она руки в сторону Мухина:
— Помогите…
Алексей быстро оценил ситуацию. Пьяный был не молод и не силен, и не без труда держался на ногах.
— Чего к девчонке привязался, дура? — спросил Мухин весело и, не дожидаясь ответа на это унизительное обращение, двинул его справа, вложив в удар процентов шестьдесят своей нерастраченной молодой силы. Этого хватило с избытком. Пьяный растянулся, не ахнув, а Мухин поднял не разбившиеся, к счастью, очки и протянул их девушке:
— Перепугались?
— Да…
— Заметно.
И еще даже без яркого освещения было заметно, что девушка не вышла ни лицом, ни фигурой. Но довольному собой Мухину это даже понравилось, потому что некрасивость девушки подчеркивала ее беспомощность, а это как-то возвышало, усиливало поступок Мухина.
— Берегитесь! — услыхал он вдруг и не успел осознать, чего же беречься, как девушка, схватив его за плечи, толкнула в сторону как раз вовремя, чтобы обломок кирпича, который обалдевший вконец пьяница нащупал где-то на мостовой, лишь содрал Мухину кожу с головы и упал рядом, расколовшись на куски. Непрочный оказался кирпич, но кто знает, что произошло бы, попади он поточнее.
Когда Алексей обернулся, пьяный улепетывал, что было мочи, и Мухин, будучи человеком не злым, да к тому же и ошарашенный, вслед ему не кинулся, а провел пальцами по голове, почувствовал липкое и сказал:
— Ого! Бывает…
— Вам больно? — спросила она.
— Чепуха, — ответил Мухин в полном соответствии с истиной, но она не поверила.
— Нет, нет. Следует обязательно продезинфицировать. Вы должны зайти к нам. Может быть, потребуется скорая помощь.
Еще она говорила о сотрясении и заражении. Ни в то, ни в другое Мухин не верил, однако зайти согласился, чтобы потом было что рассказать ребятам.
Дом, к которому она подвела его, хотя и не самый большой и не самый красивый, был хорошо известен в городе, потому что жили в нем ответственные работники, и, поднимаясь по широкой чистой лестнице, Алексей, наряду со смущением, испытывал и удовольствие. Побывать в таком доме в почетной роли спасителя было лестно и приятно.
Встретила их мама, очень похожая на дочь, но мама была в возрасте, и возраст скрадывал те обидные недостатки внешности, которые бросались в глаза в дочери. А отец оказался интересным, простым в обращении и склонным к шутке, совсем не таким, каким представлял себе Мухин людей высокопоставленных. Алексею отец понравился, и он подумал сочувственно: «Такой мужик, а всю жизнь с воблой прожил засушенной». И еще подумал: «Значит, можно и так». Но дальше мысль эта не пошла тогда, и немало времени потребовалось Мухину, чтобы смириться с тем, что в постели с ним рядом будет лежать не благодатная, горячая Татьяна, а женщина худая, мелкая, сама себя стесняющаяся.