Дай мне любить тебя
Шрифт:
— Мне на самом деле плевать, сколько нам отведено времени — месяц или год, или вся жизнь. Мне плевать даже на самые страшные прогнозы. Если ты простишь меня когда-то, если подпустишь к себе, я буду самым счастливым засранцем, слышишь?
Губы дрожат. Я прижимаю к ним ладони, а из глаз вовсю текут слезы. Он расплывается передо мной, и мне просто нечем дышать!
— Вик, даже если кроме смерти нет будущего, я и ей буду рад… Только если рядом с тобой, только если в глаза твои счастливые смотреть, слышишь?
Он тянется к моему лицу рукой, а я отталкиваю ее.
— Нет, ты не понимаешь!
Вскочив с кресла, со всех ног бегу к дверям. Я не могу больше ни секунды находиться там. Как только оказываюсь на улице, одна, меня лавиной накрывает истерика. Я плачу так горько, так громко. Он просто взял и вспорол все раны разом! Он даже не представляет, как больно сделал мне сейчас!
Слышу чьи-то шаги за спиной, а потом тихий шепот так близко…
— Малая, — его пальцы касаются моей кожи, а меня еще больше трясет. Я пытаюсь оттолкнуть его, пытаюсь уйти, но он так сильно прижимает к себе, лишая малейшей возможности бегства.
— Я с тобой слышишь, маленькая? Пожалуйста, прости меня… ты просто дай мне шанс, я все исправлю, обещаю… — шепчет, будто заведенный, гладит меня по волосам, словно не меня, а себя уговаривает. А мне слишком страшно. Слишком боязно. Зачем он это делает? Я же пытаюсь жить дальше, я пытаюсь справиться с собственным адом, который во мне с той самой ночи. А он приходит и подрывает то последнее спокойствие, что остается мне.
— Ты не понимаешь…ты не…
Илья не дает договорить. Встряхивает меня, пытаясь в себя привести.
— Я разговаривал с врачами, с болезнью можно жить также как и обычным людям, Вик. Я обещаю тебе, слышишь, у тебя все будет. И ребенок, и семья, и старость. Я жизнь свою положу, но ты будешь счастлива, просто дай мне шанс… Вика-а-а-а, — смахивает с лица мои слезы, смотрит так, что внутри переворачивается все…
А я не могу. Просто, если откроюсь и снова будет больно — сдохну. А я жить хочу. Только говорю другое.
— Выпить хочу, — отталкиваю его, смахнув с лица слезы, начинаю идти по асфальту. Мне нужно как можно быстрей убраться отсюда. Нужно снять этот стресс любым способом. И алкоголь — то что надо.
— Вика! — раздается за спиной.
Не реагирую. Просто иду. Мне нужно что-то делать. Мне нужно забивать себя чем-то, заглушить эту боль внутри, эту тягу. Я должна выбраться, должна спасти себя. Если я не спасу, никто не сделает этого.
Семь лет я как-то выживала, и сейчас выживу. Пусть уйдет, пусть не тревожит душу.
— Уходи… — рычу, когда он догоняет меня.
— Ага, сейчас, — рычит сквозь зубы.
— Уже бегу — пятки сверкают. Бл*ть, Вик, тебе пить нельзя…
Обернувшись, прожигаю его гневным взглядом. Вот об этом я и говорила!
— Ты же сказал, любую примешь и умрешь со мной смертью храбрых…
— Умру — кивает, закуривая сигарету. — Я не отказываюсь ни от одного слова, и я хочу быть с тобой.
Молчу. Все так напряжённо, кажется, сам воздух потрескивает от накала. Он серьезным становится. За плечи меня берет.
— Ты ведь знаешь, я них*я не уступлю. В клуб, значит в клуб. Идем и будем пить вместе.
Ненавижу его. Особенно эту улыбочку наглую ненавижу! Ну что он делает? Зачем приехал? Поиграться? Столько яда на языке, но я заставляю себя замолчать. Молча разворачиваюсь и иду к машине.
Давно не была в таких местах. В первые минуты музыка оглушает, а беснующаяся толпа пугает. Прохожу к барной стойке, отчетливо чувствуя, как он идет рядом.
Заказываю коктейль, он берет виски. Музыка гремит, вибрируя басами по телу. Вдруг понимаю, что здесь намного легче. Не видно лиц, не слышно собственных мыслей, а самое главное — алкоголь снимет напряжение.
Делаю глоток. Вкусно. Давно не пила. По телу вмиг прокатывается волна жара. Верх рядом. Вижу, какие жадные взгляды на него бросают девушки. И неудивительно, он на ступень выше всех мужчин, находящихся здесь. Вроде и одет неярко, а взгляд к нему так и липнет.
Илья наклоняется через стойку, разговаривая с барменом, и его рука случайно касается меня. Током прошибает, по коже иголками. Спрыгиваю с барного стула и отхожу к дальнему столику. Смотрю на двигающихся в танце, неспешно попивая алкоголь. А в голове мысли: пусть уйдет. Только, если быть честной, стоит представить это — сердце сжимается. Нет. Пусть будет здесь.
— Как самочувствие? Может лучше уйти туда, где потише? — раздается его голос, вырывая меня из мыслей. Черт, снова я подпустила его к себе!
Мне горько от того, что он носится со мной так, будто я инвалид безногий. Не хочу его жалости. И заботы этой показной не хочу.
— Как твоя жена? Как мама? Ты им сказал, куда поехал? Надолго здесь? — слова вылетают изо рта подобно пулеметной очереди. И эта дебильная улыбка на моем лице скулы сводит.
— Смотри, не заставляй их долго быть без тебя. Жена без мужа загрустить может и зачахнуть…
Он злится. Молчит. Я пытаюсь уйти, но Илья ловит меня за руку.
— Я ушел от нее. На следующий день, — произносит у самого лица. — И я был идиотом, что не сделал этого раньше. Мучил и себя, и ее.
Я не хочу верить его глазам зеленым, не хочу верить в ту боль что плещется в них. Нет-нет. Все это не мое. И никогда не принадлежало мне.
Больно. И хочется сделать ему больней.
— Видимо, это твой профиль. Мучить всех, кто встречается у тебя на пути…
Он кривится.
— Отпусти мою руку. Я танцевать хочу. Илья размыкает пальцы, а я иду на танцпол. Подальше от него, от его взгляда, проникающего в самую душу, от его запаха. Он как ходячая проблема, катастрофа, после которой я не соберу себя, просто не смогу.