Дай погадаю! или Балерина из замка Шарпентьер
Шрифт:
Я аккуратно прикрыла двери и убралась в своей комнате, уничтожив абсолютно все следы недавней страсти, лишь после этого села и ненадолго задумалась.
«Магия может изменить женскую жизнь, но не обязательно в лучшую сторону», – подумала я.
Мысль была странной лишь на первый взгляд.
Я внезапно обрадовалась, что совершенно свободна, ведь одна моя работа закончена, а другую я еще не нашла. В моем распоряжении чужая трехкомнатная, пусть и порядком захламленная, квартира. К тому же у меня есть некоторая сумма денег и даже любовник на «Бентли». И практически на днях мне предстоит
– Ты в плюсе, Светка! – пробормотала я, потому что душа моя была не на месте...
«Что-то не стыкуется. – Невесело зевая и показывая своему отражению в зеркале язык, я вымученно улыбнулась. – Ну, зачем я Петру Мартынычу? Ему нужна максимум двадцатитрехлетняя девушка... Он – обольститель? Да! Нет? Низкий поставленный голос, весьма уверен в себе... Вот только зачем бы ему меня обольщать? Смысл? И та, в кофейне, в рваных джинсах, ну та, что не сводила с него глаз, почему он выбрал меня, а не ее? Почему меня? Пресыщен? Наверное».
Я походила по комнате, так и не решив ребус «Петр Мартынович и я», и снова подошла к зеркалу. Подняла юбку, опустила, подняла блузку и долго глядела на грудь. Мои годы отпечатались абсолютно на всем, чем я была богата к этому дню: на лице, животе, груди и ляжках! «Ничего не понимаю, – вздохнула я, и у меня заболела голова. – Я бесподобно умна и красива? Даже если буду молчать, чтобы казаться умной, и втяну живот – нет и нет. А может быть, лучше об этом не заморачиваться, а расслабиться и жить? Мне нравится, как Петр Мартынович шутит и как смотрит на меня, мне нравится все, даже то, что мне не нравится... Меня это почти не возмущает, просто Петр Мартыныч такой, и все, – остальное неважно... Я знаю миллион невлюбленных женщин, которые кричат на каждом углу, что любви нет. И ее правда нет. Откуда ей взяться среди равнодушных людей, любящих лишь себя. Но грабли, на которые мы наступаем, все время маячат в пределах видимости женских глаз, да, да, странно...»
Я снова села и прислушалась.
«Можно подумать, они третий день проводят на кладбище, заблудившись среди могил и склепов... Чушь! Так и не вернулись, их нет уже третьи сутки», – посчитала на пальцах я, потом поправила покрывало на кровати и, подойдя к зеркалу, стала накладывать макияж. Я люблю краситься – накладывать тональный, выбирать тени и помаду, мазать золотым блеском ложбинку на груди...
«Жили две никому не нужные старухи, бывшие балерины, и вдруг пропали... Да, только не пропали они, а пошли на кладбище, как всегда!» – размышляла я, выходя из дома.
У дома стояла низкая, цвета миндаля, машина с густой тонировкой, я уже прошла мимо, но что-то заставило меня оглянуться.
– А это не «Мазератти» случайно? – спросила я у проходящего мимо неряшливого толстяка в домашних тапочках и с ручным хорьком на поводке.
– Где? – повертел он головой. – Эта? Да вроде да.
Из автомобиля тем временем высунулась нога, и кто-то окликнул меня. То, что окликнули именно меня, сомнений не вызывало.
– А вы не знаете, где сестры Хвалынские? Вы не соседка, случайно? – несколько напыщенно спросил он, повернув ко мне ухо. – Вы не знаете, где они? Я никак не могу до них дозвониться.
– Они уехали на кладбище, – пояснила я. – А почему вы их ищете? Может быть, вы представитесь?
– Я душеприказчик Эмилии Юрьевны Тавиани, Борщук Витольд Иванович, – с достоинством пробормотал джентльмен, и снова я услышала заметный акцент при чистом, без ошибок, русском языке. Что-то подсказывало мне, что так говорят иностранцы.
– Я слышала, что она умерла, – смущенно кивнула я и замолчала, внезапно разглядев, что передо мной стоит весьма преклонных лет старец. – Я снимала комнату у сестер, так вот, они три дня назад уехали на кладбище. Скажите, а вы звонили им?
Но душеприказчик перебил меня, не дослушав:
– Кха-а-ааа, – закашлялся он и сделал пару шагов с солнцепека в тень. – Сегодня я привез останки Эмилии Тавиани, кха-а-ааа... По завещанию виконтесса должна быть похоронена в России. – Борщук вытянул из кармана пиджака носовой платок и вытер рот. – Вы не знаете, зачем они поехали на кладбище? Я предполагал, что сестры будут дома, – несколько разочарованно закончил он.
– Вы привезли тело Эмилии Тавиани так быстро? – пробормотала я, потому что услышанная новость не укладывались в моей голове.
– Есть люди, обожающие все сложное, обычная смерть кажется им чересчур пресной, такой была Эмилия... В какой-то степени она превзошла саму себя, ведь приковывать внимание к себе до самого последнего дня, согласитесь, удается единицам. – Душеприказчик вдруг подозрительно покосился на меня. – К тому же Эмилия давно решила, что после смерти будет покоиться в России. Все формальности были соблюдены еще при жизни Эми, не удивляйтесь...
«Разве такое возможно, голубчик, – подумала я, – еще при жизни самой обо всем договариваться?»
– Все переговоры, разумеется, вел я, это фамильный склеп Хвалынских на одном из московских кладбищ, – развеял тем временем часть моих сомнений Витольд Иванович. – Кстати, я звонил в начале июня сестрам Эмилии, но каждый раз у меня было такое ощущение, что я говорю с пьяными, – проворчал Борщук и возмущенно глянул на меня.
– Ну да, возможно, – не стала вдаваться я в подробности.
– А вы кто по профессии? – внезапно спросил Борщук. – Не сиделка, случайно? Они здоровы?
– В некотором смысле, я маг, то есть провидица... Хотя, впрочем, я безработная сейчас, – пробормотала я.
– Ну, это неважно. Магам тоже надо жить, – кивнул тем временем Борщук. – Я правильно понял, что вы занимались полтергейстом?
– Нет, не полтергейстом. Я просто гадала за деньги, – вынуждена была признаться я. – У нас это обычное явление. Женщине за сорок найти приличную работу не представляется возможным, а кушать-то хочется.
Борщук смерил меня тяжелым взглядом.
– Кем вы приходитесь сестрам Эвридике и Марианне? – внезапно спросил он, и тут я разозлилась.