Дай погадаю! или Балерина из замка Шарпентьер
Шрифт:
Березовый покосился на кипящий в кастрюле бульон и выключил газ.
– Ну что, поехали? – улыбнулся он.
– Что ж вы сразу-то не сказали? – вскричала я, запутавшись в фартуке. – Они хоть живы?
Оскар Березовый молчал, пока я поспешно мыла руки и собиралась.
Возвращение
Я возвращалась из морга, насвистывая. Было около полуночи.
– Ох уж эти участковые, – ворчала я, открывая дверь квартиры...
Пьяный мужчина, упавший с платформы станции «Таганская» вместе с двумя пожилыми дамами, отделался
К тому же трагедия в метро произошла вчера вечером, а сестер Хвалынских я видела утром, разговаривала с ними и даже желала им доброго пути на кладбище... Или – не желала? Кажется, все-таки желала!
Итак, я вошла в квартиру, и мне сразу не понравилась тишина всего жилого помещения, причем до такой степени, что, закрыв рот ладонью, чтобы не было слышно дыхания, я прислушалась. У меня даже уши заболели, я вам скажу...
Обычно в эти часы мои квартирные хозяйки Эвридика и Марианна всегда были дома. Они отдыхали, смотрели телевизор или готовились отойти ко сну... Одна из них выходила, смотрела на меня и, убедившись, что это я, подмигивала.
В этот раз тишина была какой-то нереальной, словно за дверью одной из комнат стояли сто человек и ждали момента, чтобы выпрыгнуть... Я включила свет в прихожей и быстро проверила каждую дверь, но они были закрыты на ключ, как и утром, лишь моя была слегка приоткрыта. Обычно хозяйская кошка открывала ее лапой, чтобы поспать на моей кровати.
– Не робей, – приказала я себе, входя и нащупывая рукой выключатель.
Вроде все было как всегда. Я снова выключила свет и пошагала на кухню, чтобы доварить борщ. Шум у холодильника заставил меня попятиться, но вылезшая из-за него заспанная кошка успокоила меня окончательно. Зажигая газ, в голове я держала, что надо дошинковать капусту и пожарить лук.
Бульон уже закипал, я посолила его и начала вытирать тряпкой стол, приводя его в божеский вид. И тут в полной тишине меня словно кто-то окликнул:
– Света!
Я обернулась и... пребольно получила по носу.
– Ой! – воскликнула я, в ужасе пятясь к плите. – Кто здесь?
Рядом со мной уже стоял неочевидный, словно сотканный из воздуха старец в очках и при бороде... но борода как бы висела сбоку... А очки парили над его лицом! Я никогда прежде не видела его и, мгновенно считав информацию с весьма поношенного лица, уверилась в этом окончательно. Старец чем-то смахивал на злющего Деда Мороза, только наряд подкачал: костюм из парусины, ботинки без шнурков и лакированная трость, которой он помахивал у меня перед носом.
– Не своим делом занимаешься, дура-а-а-а, – почти ласковым шепотом пробубнил старец и повторил: – Дура-а-а...
Похоже, он наслаждался, произнося слово «дура».
– Сам дурак, – машинально ответила я, потому что всегда так отвечаю.
– Ты мой ужин... Предупреждена и свободна. – Старец подмигнул и начал пропадать, как сигаретный туман. А напоследок я услышала странную фразу: – Юн, но не вечен... Но если встречу в ведьмах еще раз – бойся меня!
– Да какая я ведьма? Я ж не умею ничего, – неожиданно всхлипнула я. – Бросила уже, достали вы меня все! Вот, борщ
– Ты мой ужин... Предупреждена и свободна. – Старец снова вынырнул из воздуха, подмигнул и исчез уже по-настоящему.
Я покосилась на кипящий борщ, потом быстро обежала с поварешкой квартиру, заглядывая во все углы, – в ней было по-прежнему пусто, лишь зеленели в углу глаза кошки Клеопатры... Я насчитала восемь кошек! Затем, громко читая вслух «Отче наш», я уселась на табуретку в кухне и заплакала от смеха, потому что мой личный фальшивый мистический опыт ничего мне не подсказывал в тот момент.
– Как была дилетанткой, так и осталась ей! – вытирая слезы фартуком, вскрикнула я в последний раз, вспоминая только что увиденный зловредный фантом.
Борщ меж тем потихоньку варился, распространяя аромат уюта, и я налила себе полную тарелку... На часах было четверть второго ночи. Я дула на борщ, а сестер Хвалынских все не было.
– Подзадержались где-то. Может, к утру приползут пьяные? – вслух размышляла я, глядя на кошку, которая нюхала воздух рядом со мной.
От грустных мыслей нас отвлек борщ.
– Куда же делись обе пьянчужки? – вновь задала я себе вопрос, пока мыла тарелку.
Кошка умывалась, благодарно поглядывая на меня. Похоже, борщ она ела в первый и последний раз, подумала я и пошла спать.
Уже прошла половина ночи и начало светать, когда я услышала шум мотора с улицы. «Подари мне ночь, Света», – внезапно услышала я... чью-то мысль. «Интересное предложение», – решала я, почти заснувшая на тот момент, и, сказав вслух: «Я подумаю» – проснулась.
В комнате было тихо, лишь кошка ворочалась и кашляла в моих ногах, но я уже не могла спать... Накинув халат, я влезла на стул и высунулась в форточку... Из-за облака на меня глядела луна, а под окном, показалось, остановился и стоит очень грязный «Бентли», на котором прошлый раз уехал Бобер... Но, приглядевшись как следует, я увидела обычный «УАЗ» и какого-то неинтересного человека в нем. Человек курил, зевая, и на Петра Мартыновича Чернова походил разве только мужской принадлежностью.
«Хроническое состояние любви не проходит, похоже, оно застряло во мне надолго, как бы не подавиться», – думала я, слезая со стула.
Услышав звонок в дверь, я не удивилась. Обычно так дребезжаще тыкала в кнопку звонка только Эвридика Юрьевна, когда была сильно на взводе и не могла сама открыть дверь.
– Бабки вернулись! – второпях открывая дверь, восклицала я. – Ну что? Где? А я...
На пороге стоял Петр Мартынович Чернов в своем светло-сером костюме в синюю клетку и улыбался, а когда вошел, то обнял меня по-хозяйски, словно я его жена или, к примеру, другая какая родственница.
«У меня к нему влечение? Ну почему у меня к нему так расположена душа, ведь это иллюзия, от которой за версту воняет дешевым пластиком!» – успела подумать я, пока он всасывал меня большим и мягким ртом.
– Чтобы понять мужчину, надо с ним поужинать, – сказала я, отстраняясь. – Будешь борщ?
– Уже поздно. То есть рано. Давай, – все-таки разрешил себя покормить Бобер. – Ты сексуальна. Я – плохой парень. – Поев, Петр Мартынович облизал ложку и, схватив меня за руку, посадил к себе на колени. Потом поднял и понес, о чем-то задумавшись, а я, боясь, что он меня сейчас уронит, томно предупредила: